Екатерина Вильмонт - Секрет потрепанного баула

Женщина радостно заулыбалась.

– Нравится? Я тоже сирень люблю! Как зацветет, у меня прямо праздник на душе. Да вы проходите в дом, я сейчас, а то в огороде вожусь, руки грязные и сама как чумичка. Садитесь тут, на верандочке, я мигом.

– Какая приятная женщина, – прошептала Оля. – И врач, наверное, хороший.

– Мне тоже она понравилась, – кивнула Даша, оглядываясь кругом. На веранде, довольно тесной, стоял старенький продавленный диван, круглый стол, покрытый не новой, но чистенькой клеенкой, три стула и очень старый резной буфет. А еще на высокой табуретке стоял горшок с громадным филокактусом, сплошь усыпанным красными цветами.

– Смотри, Дашка, красотища какая, сколько цветов, я таких сроду не видала.

В этот момент вернулась хозяйка дома, в чистом синем платье в белый горошек.

– Ну, здравствуйте, – весело сказала она. – Что вас ко мне привело? Надеюсь, у вас никто не заболел? Вы ведь не здешние, правда?

– Да, мы из Москвы, – ответила Оля. – Это Даша Лаврецкая, а я Оля Жукова. Нам посоветовала обратиться к вам Наталия Дмитриевна Журавленко.

– Наталия Дмитриевна? Она жива? Слава богу! Неужто она меня помнит? Надо же! Так вы по какому делу все-таки? Хотя постойте, что ж это я вас тут пытаю, а про угощение забыла. Вы из самой Москвы ехали, голодные, наверное? Я сейчас мигом. Чайку поставлю, яишенку пожарю…

– Не надо яишенку, – воскликнула Даша, – вот чайку с удовольствием, кстати, мы вам тут конфеты привезли…

Через десять минут на столе уже стояли чашки, вазочки с вареньем, удивительно вкусный белый хлеб и красивая масленка с крышечкой.

– Ну, девочки, так в чем же все-таки дело? – ласково улыбнулась Любовь Ивановна. – И с чего это вдруг обо мне Наталия Дмитриевна вспомнила?

– Она сказала, что если кто и может нам помочь, то только вы! – пылко проговорила Даша. – Понимаете, моя бабушка была соседкой Евгении Митрофановны.

– А, так вы насчет баула? Из-за того, что я за ним не приехала, да? Вы его привезли?

– Значит, это вы должны были за ним приехать? – закричала Даша. – Но почему же Евгения Митрофановна не сказала, что это вы?

– Да что ты так кипятишься-то? – удивилась Любовь Ивановна. – Пойми, я ведь знаю, что там, в этом бауле. Может, конечно, нехорошо это, только поймите, ну зачем мне в этой жизни такие штучки-дрючки? Для Женечки они были дороги, но для меня… Куда я их дену? Я человек одинокий, детей у меня нет, ценности в них никакой… Я говорила Женечке, чтобы кому-нибудь другому оставила, Жанне, например, ей бы это пригодилось, а мне… Да что это с вами, почему у вас такие лица? Что стряслось?

– Понимаете, Евгения Митрофановна оставила баул моей бабушке и сказала: если через год никто не явится за баулом, отдайте его своей внучке, то есть мне.

– Ну и слава богу! – с облегчением вздохнула Любовь Ивановна. – Я в жизни от Женечки и так столько добра видела… Тебе эти штучки нравятся? Вот и владей, и пусть тебя совесть не мучает. Ох, Женечка, любила она почудить, – покачала головой Любовь Ивановна.

– Да, но ведь там есть еще камея… Она все-таки стоит денег…

– Даша, посмотри на меня, я что, буду камею такую носить? Смешно, ей-богу. Я всю жизнь в этом нашем Братушеве прожила, тут такие вещи не носят… А тебе – в самый раз, конечно, годика через три… Пусть твоя душа будет спокойна. Женечка мне еще при жизни все это отдать хотела… Когда я совсем девчонкой сопливой была, на бирюльки эти, конечно, заглядывалась, что говорить, я такого сроду не видывала. Мы в ужасной бедности жили, и тогда мне это все невероятной роскошью казалось. Только в туфлишки эти я и тогда влезть не могла, но шарфик, конечно, накидывала и с веером перед зеркалом вертелась. Бывало, что правда, то правда. Только Женечка мне сама же потом и объяснила, что память совсем не нуждается в вещах… Мы дорогих нам людей и без вещей помним. И я этот урок крепко усвоила. Сколько близких людей потеряла, от которых и карточки не осталось, а разве я их забуду? Так что Женечка правильно распорядилась. А ты хорошая девчонка, Даша. Честная, порядочная. Я рада, что такие есть… А то телевизор посмотришь, думаешь, кругом одни наркоманы да отморозки. Что ж вы булку-то не едите? У нас пекарня знатная, такой хлеб выпекает, любо-дорого.

– Любовь Ивановна, к сожалению, все не так просто… – огорченно проговорила Даша.

– Ты о чем?

– Понимаете, какие-то люди стремятся заполучить кое-что из этого наследства.

– Какие люди? Что ты говоришь?

– Вы знаете Михаила Семеновича?

– Михаила Семеновича? Нет. А кто это?

В этот момент на крыльцо взбежала заплаканная молодая женщина. Она ворвалась на веранду и закричала:

– Любовь Иванна! Любовь Иванна! Несчастье! Скорее, пойдемте, миленькая, голубушка, Христом Богом молю, спасите Витьку!

– Да что случилось, Маруся?

– Витька заболел! Лежит, весь красный, жар у него, бред и кашель, ужас просто, боюсь, задохнется мальчишечка.

Любовь Ивановна взяла женщину за руку:

– Тихо, Маруся, успокойся, я мигом! Сейчас сумку возьму, и пойдем. Вы уж извините, девочки!

– Нет, что вы, мы все понимаем, – пробормотала Оля.

– Хотите, останьтесь, подождите меня.

– Нет-нет, мы попозже зайдем. Мы тут с друзьями, пока погуляем… А потом, если можно, еще придем.

– Вот и хорошо. Тут недалеко. Думаю, через часок дома буду, тогда и приходите.

– А может, машина понадобится? Мы с машиной, – неуверенно предложила Оля.

– У самих машина есть, – отмахнулась Маруся. – Не приведи господь Витьку в больницу везти.

Женщины ушли. Девочки медленно побрели по улице.

– Вот чертовня, только мы подобрались к тайне, как нате вам! – сердилась Оля. – Непруха какая!

– А по-моему, она вообще не врубается… Ничего она не знает, мне кажется.

– Похоже на то. Значит, опять пустой номер? Вот черт, мальчишки уехали кататься, а что нам-то делать целый час, а то и больше?

– Пошли погуляем, все равно ничего другого не остается.

И они побрели по улицам.

– Да, та еще столица, – заметила Оля. – Деревня деревней. И почему это городом считается, интересно знать?

Даша молчала, погруженная в свои мысли. А мысли, по-видимому, были приятные.

– Дашка, ну ты что, – недовольно воскликнула Оля. – Я тут говорю, говорю, а ты ноль внимания! Влюбилась, что ли? Ах да, ты же и вправду влюбилась! Ой!

– Что? – очнулась Даша, так как Оля больно ее ущипнула.

– Смотри!

– Что такое?

– Дашка, видишь вон того мужика?

– Да какого мужика?

– Вон стоит, в синей рубашке!

– Ну?

– Дашка, я его точно видела!

– Ну и что? Мало ли кого ты видела!

– Дашка, я знаю, кто это, я вспомнила! Да, да, это точно он!

– Да кто? Кто?

– Тот мужик, который приходил в кафе, когда мы с Крузом там сидели. Он еще ругал этого Семеныча.