Ольга Хмельницкая - Темное прошлое прекрасного принца

Ксения вздохнула.

– То есть исполнять в романтическом ключе? – спросила она.

– Да.

Ксения спела еще раз.

– Неплохо, – сказал Валера, – надо убрать это сексуальное придыхание, и будет совсем хорошо.

– А что? – обиделась Ксения. – Тебе не нравятся мои придыхания?

Рокер хихикнул.

– Ну, – сказал он, – ты сама такая мелкая, тощенькая, а придыхания у тебя, как у Памелы Андерсон. Даже неожиданно как-то.

– Если будешь меня оскорблять, – обиделась Ксения, – так я вообще петь не буду.

– Ладно, ладно, извини, – сказал Валера, с трудом удерживая равновесие на табуретке, которую Дюк перестала поддерживать. – Смотри лучше, чтобы подо мной опора не шаталась.

– Ты же вроде хотел повеситься?

– Да. То есть нет, – растерялся рокер. – То есть если ты споешь песню про контрабандистов в микрофон, то я, возможно, останусь в живых. Конечно, гарантировать ничего нельзя…

В этот момент телефон, лежащий на полу, затрезвонил громко и требовательно.

– Сусанина твоя фамилия. Ты мой бухгалтер, – сказал Фильчиков. Он пил уже вторую чашку крепчайшего кофе, и у него постепенно прояснялось в голове.

– То-то я думаю, почему у меня все время крутится в голове формула расчета амортизационных отчислений, – пробормотала Василиса. – А я, оказывается, бухгалтер, да еще и Сусанина.

– Куда ты завел нас, Сусанин-герой? Да знаете, братцы, я сам тут впервой, – продекламировал Рем. – Скажи мне, Василиса, почему у меня так болит голова?

– Потому что, – грустно сказала Василиса Николаевна, – мы всю ночь пытались уговорить Ксению Дюк, которая решила выйти замуж и завершить артистическую карьеру, поехать в студию и спеть с десяток песен.

– Уговорили? – с тревогой спросил Рем.

– Увы.

– О ужас. И мы напились с горя?

– Похоже, что так. Наши убытки составили, – она засунула руку в карман, пошарила там и вытащила лист бумаги, – ровно один миллион четыреста семнадцать тысяч сто одиннадцать долларов. Плюс пятьдесят две тысячи убытков, в которые уже обошлись сорванные Ксенией концерты.

Фильчиков рухнул на стул с хромированными ножками и глухо застонал. Несколько секунд он пребывал во власти отчаяния.

– А как же это мы не уговорили ее? – удивленно спросил Фильчиков. – Если она мне только что звонила?

– Это не она, – покачала головой Василиса Николаевна, к которой постепенно возвращались ее царственные повадки, – это какая-то странная девушка звонила, петь хотела.

Продюсер взял телефон и проверил список входящих звонков.

– Ее номера в списке нету, – скривился он, задыхаясь от жгучего разочарования, – видимо, это все же не Ксения была. Но на всякий случай я перезвоню.

Он набрал номер.

– Але.

– Ой, Рем Яковлевич, – затрещала в трубку Ксения, – как я рада вас слышать, вы даже не представляете. Можно, я таки сегодня спою? Дуэтом?

Фильчиков совершенно обалдел. Челюсть у него упала, левая рука потянулась к сердцу, а глаза выпучились и поднялись к небу, откуда появилось неожиданное спасение. Потом, кое-как сориентировавшись и оторвав дрожащую руку от груди, Рем взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Фильчиков недаром был знаменитым музыкальным продюсером и успешным бизнесменом – он быстро оценил ситуацию и подобрался, как лошадь перед прыжком.

– Ксения, девочка дорогая, – сказал он в трубку сладким голосом, – собирайся и поезжай в студию. – Мы с Василисой Николаевной сейчас тоже подъедем.

– Рем Яковлевич, – пропищала Ксения, – но у меня проблемы! Я босиком, в одной ночной рубашке, и у меня тут товарищ на табуретке.

– Бери товарища, табуретку и мчись.

– Он с веревкой на шее.

– Дорогая, я не против, – примирительно сказал Фильчиков, – бери товарища, шею, веревку, табуретку и приезжай.

– Я без машины!

– Возьми такси, я заплачу.

– Рем Яковлевич, я не знаю точно, где я нахожусь.

– А товарищ на табуретке – знает?

В трубке повисла тишина. Фильчиков повернулся и нашел глазами Сусанину.

– Василиса, родная моя, позвони в студию и дирижеру оркестра Диме Шелковину! Пусть не расходятся! Мы сейчас будем.

– Рем Яковлевич, – сказала Дюк в трубку после паузы, – мы скоро приедем. У товарища, с которым я буду петь дуэтом, есть мотоцикл, и прямо сейчас он привинчивает к нему колесо.

У Рема появились нехорошие предчувствия.

– Ты твердо решила, что дуэт – это то, что тебе нужно? – осторожно спросил он. – А товарищ твой новый, часом, не спортсмен опять? Предупреждаю, спортсмены редко отличаются выдающимися певческими талантами.

– Ничего, он поет более-менее, – отозвалась Дюк. – Надо петь с ним дуэтом, иначе никак! А то он повесится.

– Хорошо, – сказал Рем, про себя подумав, что второй голос звукорежиссер легко из записи вырежет. – Пусть поет, танцует, пантомиму изображает, оркестром дирижирует, декламирует стихи, рисует, наконец… Только приезжайте побыстрее.

Он и Василиса вылетели из квартиры, на ходу застегивая пуговицы и засовывая в рот жвачку, призванную заглушить запах дикого перегара, и принялись отчаянно жать на кнопку лифта.

Взявшая на работе отгул и рано вернувшаяся домой, Майя лежала в постели и смотрела в потолок. На потолке была трещина, и Майя думала о том, что надо бы ее как-то замаскировать, а то неудобно. Перед кем ей должно быть неудобно и почему надо стесняться каких-то там трещин на потолке, девушка не знала, а подумать над этими очевидными вопросами ей мешал заедающий быт и боязнь отойти от привычной мыслительной схемы. Роман по-прежнему сидел в соседней комнате и стучал по клавишам. В конце концов, этот монотонный, как китайская пытка, звук вывел Майку из себя.

– Рома! – позвала она.

Стук прекратился.

– Рома, пожалуйста, иди сюда! – крикнула Майя еще раз.

Роман появился в дверном проеме и привалился плечом к косяку.

– Что, дорогая моя? – спросил он. – Ты же мне опять вдохновение спугнешь. Музу. Я пишу оду в память о почившей супруге. Надеюсь зачитать ее на похоронах.

– Рома, ты хоть понимаешь, что произошло? – всхлипнула Майя. – Убили Полину! Кто-то убил ее!

– Не кто-то, а твоя сестра, – назидательно поднял Роман палец вверх.

– Бред! – вскричала девушка. – Ну как она могла ее убить? Как? За что?

– За тебя. Она волновалась за твое счастье, – сказал Рома, с лица которого не сходила довольная улыбка. – А теперь нашей идиллии ничего не помешает.

– А чему ты так рад? – спросила Майя. – Неужели ты тоже рад, что твоей жены больше нет? Хоть бы для приличия изобразил скорбь!

– Во-первых, – загнул палец Рома, – она моя бывшая жена, я сейчас живу с другой женщиной и вполне с ней счастлив; а во-вторых, наш брак еще не считается расторгнутым, поэтому я получу вполне солидный куш из имущества Полины. Чего ж мне расстраиваться?