Ольга Хмельницкая - Шпион в костюме Евы

Селедкин судорожно кивнул.

– И еще, – добавил Чен, гнусно улыбаясь, – я люблю морепродукты, бутерброды с паштетом из печени и блондинок. За блондинками ты будешь ездить, о’кей? Хотя нет, – добавил он после паузы, – не хочу я больше блондинку. Хочу смуглянку с короткой стрижкой! Понял?!

Селедкин кивнул. Он действительно все понял.

Чем ближе было утро понедельника, тем сильнее нервничала доцент Вероника Гавриловна Кондрашкина. Жадность боролась в ней со страхом и осторожностью. С одной стороны, она не сомневалась, что корейский аспирант заплатит ей в случае успеха, и немало. С другой стороны, рыльце у Кондрашкиной и так уже было в пуху, и рисковать еще раз ей совсем не улыбалось.

– Но мне постоянно не хватает денег, постоянно! – поморщилась Вероника Гавриловна, с досадой отбрасывая в сторону пульт от телевизора. – Я не могу себе купить духи от Диора, не говоря уже о костюме от Гуччи! Недавно я видела в магазине чудесное жемчужное платье, на бретельках, бархатное, восхитительное! Но мне же надо работать полгода, чтобы его купить! И при этом ничего не есть, никуда не ездить и не платить за квартиру.

Платье и правда лишило Кондрашкину сна и аппетита. Оно являлось ей в горячечных снах, Вероника Гавриловна чувствовала прохладную мягкость бархата и наблюдала, как оно, струясь, выставляет ее фигуру в самом выгодном свете.

– Но почему, почему педагогам так мало платят? – возмущалась Кондрашкина. – Так мало, что мы, работники народного образования, вместо того чтобы сеять разумное, доброе и вечное, вынуждены идти на преступление!

Она фыркнула и завернулась в плед. Веронику Гавриловну трясло.

– Конечно, лучше всего было бы выйти замуж за миллионера, – вздохнула доцент, – но что-то никто не попадается…

Она закрыла глаза, и жемчужное платье снова явилось перед ее внутренним взором во всей своей дразнящей красе.

Газ в зажигалке закончился в тот момент, когда мадам Гнучкина смогла перерезать тонким языком пламени только половину звена. Актриса печально засопела. Ева, лежавшая на полу, заплакала от отчаяния.

– Сейчас что-нибудь еще придумаю, – сказала мадам, ощупывая звено. – Я думаю, что от постоянного нагревания металл стал хрупким, и его можно будет легко сломать.

Она наступила на цепочку каблуком сапога, стараясь не задеть при этом руки Ершовой, и подпрыгнула. Раздался тихий треск, и закопченное звено распалось на две половинки.

– Ура! Победа! – закричали женщины во весь голос.

Ева встала и принялась разминать руки, размахивая ими во все строны.

– Как хорошо, – сказала она, – обычно не ценишь свободу движений, воспринимаешь ее как должное.

– Мудрая мысль, – похвалила ее Гнучкина. – Правда, тебе пока придется побыть в браслетах.

– Нет проблем, – отозвалась Ева.

Мадам наклонилась и на ощупь нашла пустую зажигалку.

– Мало ли что, а вдруг пригодится, – пробормотала она. – Надо отсюда выбираться, – добавила актриса после паузы. – Тут нас никто и никогда не найдет. Сначала разведаем обстановку.

И она решительно затопала в темный угол, где совсем недавно женщины видели блеск красных глаз и слышали топот крысиных ног.

Диана крутилась перед зеркалом уже целый час. Уставшая Люда лежала на продавленном диване в холодной квартире подруги и смотрела в потолок. Шевелиться ей не хотелось. Думать – тоже.

– Ну как? – возбужденно спросила ее Грицак. – Так сойдет?

Чайникова с усилием скосила глаза. Подруга стояла перед зеркалом в узком бордовом платье, подчеркивающем каждую складочку жира.

– Ты как шарик, – улыбнулась Люда. – Что-нибудь другое надень. Хотя, возможно, именно в такой одежде ты ему особенно понравишься. Мужская душа – потемки. Вернее, не душа, а либидо.

– Какое либидо?! – возмутилась Грицак. – Это же мой принц. Тут не либидо должно быть, а любовь!

– У мужчин это одно и то же.

– Фигня!

– А вот и не фигня!

– Я лучше знаю!

– Ну тогда иди в этом! Ты самой себе в нем нравишься?

Диана заулыбалась и соблазнительно повела полным голым плечиком.

– Очень, – выдохнула она.

– Это самое главное, – сказала Чайникова, повернулась к стене и заснула, а Грицак пошла в ресторан, купаясь в море романтических надежд.

Через несколько часов, ближе к полуночи, Люда была разбужена отчаянными рыданиями подруги. Хозяин «Хладожарпромторга» миллионер Коровкин в ресторане так и не появился. Сердце Дианы было разбито.

– Ну, лезь! Ты более худая, – сказала Гнучкина, и Ева поползла в узкий проход, стараясь не дышать и втягивая живот, в котором и так уже давно урчало от голода.

– Что там? – нетерпеливо спросила мадам.

– Не знаю. Ничего не вижу. Темно. Мокро. Холодно! – засопела Ершова, чувствуя, как ледяная вода капает прямо за шиворот. Она повернула голову и начала ловить капли пересохшим ртом. Девушке показалось, что плотная масса земли стала давить на нее еще больше, еще сильнее, и стало тяжело дышать.

«А вдруг меня сейчас завалит? – с ужасом подумала Ева, представив свою лютую смерть в таких суровых и некомфортных условиях. – И никто никогда нас не найдет, правильно Гнучкина сказала».

– Ну что там? – прокричала актриса. – Какие новости?

– Пока никаких, – прохрипела Ева.

По ее ноге пробежало что-то маленькое, с цепкими острыми коготками.

– Крыса! – взвизгнула Ершова.

– Ну и что? – закричала издалека актриса. – Крыса – это же не скорпионы! Это еда! Их можно ловить и есть, если больше ничего нет!

Девушка прислушалась к своему урчащему желудку и поняла, что мысль о том, чтобы поймать и съесть крысу, уже не кажется ей такой уж неприятной.

Где-то впереди послышался тихий шелест.

– Там что-то шуршит! Как будто ползает кто-то! – закричала Ева.

Наступила тишина. Актриса думала. Шелест сместился куда-то в сторону и стал почти неслышным.

– Будь осторожна! – закричала наконец Гнучкина. – Это может быть гадюка!

Ева похолодела. Она попыталась было поползти назад, но поняла, что ничего не получится. В узком проходе не было никакой возможности развернуться.

Чабрецов лежал на белой больничной кровати. Рядом с ним на скрипящем стуле сидела рыжеволосая женщина – его жена, Валентина Вениаминовна. Она плакала. Рязанцев ходил по палате, скрестив руки на груди. Его лицо было бледным. Электрический свет падал на смуглую четырехпалую руку Чабрецова, в вене торчала игла. Валентина сжимала пальцы мужа руками, стараясь согреть их своим теплом. Уродливые стальные конструкции капельницы нависали над раненым Денисом Леонидовичем, как будто собирались упасть на него.

– Удар был очень сильным, – вполголоса сказал врач, обращаясь к Вале и Рязанцеву, – у пострадавшего сотрясение мозга, пробит череп. Нападавший явно рассчитывал его убить. Но, во-первых, Денис Леонидович обладает богатырским здоровьем, а во-вторых, я думаю, что он успел в последний момент увидеть нападавшего и попытался увернуться. Из-за этого удар пришелся не точно по затылку, а слегка сбоку. И у нас есть надежда его спасти.