Эдуард Тополь - У.е. Откровенный роман...

Но теперь…

Суть моего открытия состояла в том, что такое количество финансовых проводок в адрес одного оффшорного банка в течение одного года (в 2000 году это был уже другой «свифт», а в 2001-м – третий) свойственно только одной финансовой схеме: когда этот оффшорный банк принадлежит самому банку-депоненту, вкладчику. Иными словами, было очевидно, что Повольский банк развития держал на Кипре свой собственный перевальный пункт и интенсивно пересылал туда деньги своих клиентов. Конечно, и тут все переводы были оформлены под контракты на поставку импортного оборудования, продуктов, медикаментов и прочего, учтены Регистрационной палатой и Отделом валютного контроля ЦБ, но куда, кому и в каких количествах эти деньги уходили из кипрского банка – поезжайте на Кипр и пробуйте проверить! Прелесть оффшорных банков не только в том, что они находятся вне действия международных налоговых правил, но и в том, что их могут содержать два-три человека и для их существования нужны всего одна комната, один компьютер и одна факс-машина. Отработав год или полтора, такой «банк» закрывается, вместе с ним исчезают все сведения, куда, кому и сколько переправлено денег, а взамен открывается новый банк в другой оффшорной зоне – на Сейшельских островах, в Лихтенштейне и т. п.

С минуту я сидел у экрана и тупо смотрел на столбец с цифрами знакомого «свифта».

Потом включил принтер, чтобы иметь эту информацию на бумаге, а сам пошел на кухню, достал из шкафчика бутылку «Наполеона» и налил себе рюмку. Закурил, выпил, снова затянулся сигаретой.

За окном стоял светлый июньский вечер, но в воздухе летала такая густая тополиная замять, что невозможно было открыть даже форточку.

Стоит мне лезть в это или не стоит?

Даже не отмечая в распечатке знакомые названия фирм (ООО «Юготранс», ЗАО «Петролюкс», ЗАО «Крастопливо», ЗАО «НАМ», ЗАО «КОСТ» и т. п.), которые переводили деньги из Повольского банка на оффшорный «свифт», я уже видел, что только за последние три года своей жизни, то есть сразу после дефолта и до дня своей смерти, гласный или негласный хозяин этих фирм Роман Кожлаев сбросил за рубеж свыше двухсот миллионов долларов. Моя практика фээсбэшного эксперта говорила, что как минимум две трети таких перечислений никогда не возвращаются в Россию ни в виде заказанного оборудования, ни в каких других видах, а оседают на швейцарских, австрийских или люксембургских счетах.

Но и двести миллионов долларов – лишь верхушка айсберга, это только деньги, которые Кожлаев отправил себе из России. А сколько он получил на свои зарубежные счета напрямую от своих иностранных партнеров за поставку им меди, платины, нефти, мазута и «учебников для средней школы»?

Конечно, в 1998 году – где-то с марта – только ленивый и глухой не знал и не слышал о предстоящем обвале рубля. Даже мелкие банковские работники писали нам анонимно и не анонимно, что государственная пирамида ГКО вот-вот рухнет, задавив собой рубль и угробив всю экономику. А именитые экономисты слали об этом свои докладные и в Кремль, и в Думу, и в Счетную палату, и в ФСБ. Все ждали дефолта, обвала, крушения, но при этом, как зарвавшиеся игроки в Монте-Карло, всё продолжали и продолжали крутить рулетки биржевых и банковских спекуляций на том же ГКО, высоком курсе рубля и траншах Всемирного торгового банка.

К этим траншам уже привыкли, как к зарплате в СССР.

Как-то – в июле 98-го – я зашел в казино «Пьеро» и изумился пустоте в зале. «В чем дело?» – спросил у хозяина. «Да Камдессю, сука! – сказал он в сердцах. – Задерживает транш, людям играть не на что!»

И никто, никто не избавлялся тогда от ГКО и других финансовых фантиков, потому что их стремительный – уже вчетверо против номинальной цены – рост завораживал, заставлял ждать и уповать на то, что Чубайс все-таки выдавит из Камдессю очередной заем на стабилизацию российской экономики, и те же фантики ГКО будут стоить уже не 400, а 500 и 600 процентов от своего номинала…

«Жадность фраера сгубила» – тысячи фраеров, миллионы!

Но те несколько человек, которые 10 августа получили точные сведения об исчезновении последнего транша в 4,8 миллиарда долларов и неминуемом в связи с этим дефолте, – эти несколько человек обогатились чудовищно и буквально за несколько дней из мультимиллионеров стали миллиардерами.

Конечно, мы, в ФСБ и прокуратуре, знали этих людей поименно.

Но когда Генеральный прокурор собрался привлечь их к уголовной ответственности за сговор, его подловили на элементарной сексуальной подставе и убрали с должности.

И, глядя на это, мы тоже замолчали и ушли в кусты и кустики своей рутинной «борьбы» с мелкой сошкой зарождающегося российского капитализма.

А Кожлаев и такие, как он, заработали в эти дни фантастические деньги!

При этом опыт работы нашего департамента говорит, что соотношение российских и зарубежных доходов у бизнесмена кожлаевского калибра – примерно один к двум. Из чего выходит, что где-то на Западе, в одном или в нескольких банках лежат и пылятся на его счету (или счетах) как минимум четыреста, а то и пятьсот миллионов долларов.

А в США, в Нью-Джерси, в городе или поселке по имени Ричборо, живет мальчик Ваня, у которого есть 50 % шансов быть наследником этого состояния. Точнее, у него есть стопроцентный шанс стать этим наследником, если он сын Кожлаева…

Но что мне до этого?

Мало ли где и у кого какие деньги?

Лиса тоже смотрела на виноград.

И все-таки…

И все-таки я снял телефонную трубку и позвонил в Центробанк своему давнему корешу Сереже Астахову, который, не в пример мне, остолопу, еще десять лет назад ушел из нашей конторы в банковские гуру.

– Сережа, не в службу, а в дружбу подари мне минуту.

– Уже дарю. Что? – отозвался он.

– Загляни в лицензию Повольского банка развития. На кого она выписана?

– Тебе нужно имя юридического лица или кому этот банк принадлежит в натуре?

– И то и другое, если можно.

– Пожалуйста. Второе могу сказать сразу: чеченской группировке. А юридически… Вот, пожалуйста: банк основан в 1993 году, учредители – завод «Митрон», НИИ «Алмазстрой», СП «Крузикс» и аграрный комплекс «Повольскагро». Но это все, как ты понимаешь, туфта, а настоящие хозяева банка – чеченцы: Роман Кожлаев – президент, и Мусаф Харунов – председатель совета директоров. При этом, по моим данным, Кожлаеву принадлежит 67 процентов, а Харунов, хотя и узбек по национальности, представляет нескольких чеченских воров в законе, которые вообще не светятся. Еще есть вопросы?

– Да, есть. С какого времени у Кожлаева эти 67 процентов?

– Сейчас… Значит, так… До 95-го года банк был практически чистым, хотя и слабеньким, с капиталом 6–7 миллионов. В 95-м ушел под крышу чеченцев, и сразу капитал возрос до 100 миллионов. Но Харунов – плохой менеджер, банк полез в рискованные бизнесы, набрал долги и рухнул в сентябре 98-го. Чеченцы принесли его Кожлаеву на блюдечке с золотой каемочкой и попросили: «Спаси!» Он отдал ту часть долгов, за которую по «понятиям» могли убить, и взял себе 67 процентов банковских акций. С тех пор практически это банк его. У меня все.