Елена Михалкова - Мужская логика 8-го Марта

– Правда! – хором подтвердили три дамы, не сводя глаз с украшения. Одна промолчала.

– Жду не дождусь, пока банкет закончится, – признался Горошин. – Баловство, конечно, все эти ваши драгоценности, но так хочется жену порадовать! Сорок пять лет… Эх!

Он вздохнул о чем-то своем, вынул ожерелье из коробочки и, оглядевшись, взял со стола плотный бумажный конверт, в который и опустил сверкающую змейку.

– Зачем так? А как же коробочка? – удивилась Оля Земко.

– Не нравится она мне, – поморщился Анатолий Иванович. – Безвкусица, по-моему – бархат, черный… У меня дома уже припасен футляр, в него и переложу.

Он отвернулся и спрятал конверт с ожерельем в портфель. Дамы постояли, чувствуя себя немного обманутыми, а затем разошлись по местам.

Дверь снова распахнулась, и к аудиторам заглянула секретарша Анжелика.

– Девочки! – нараспев позвала она. – Только вам, по секрету: привезли торт! Вы себе не представляете… Двухэтажный, с башенкой наверху!

Оля Земко и Людочка живо вскочили с мест. Маргарита Анатольевна, поколебавшись, пошла за ними.

– Инга Андреевна, а вам неинтересно, что Вересаев заказал на этот раз? – спросил Горошин между делом.

Репьева высокомерно взглянула на него.

– Всю жизнь не была зевакой и не собираюсь начинать меняться, – отрезала она. – К тому же торт выставят на банкете, а уж увижу я его на два часа раньше или позже, роли не играет.

Анатолий Иванович согласно кивнул.

– С осени будут искать новую секретаршу? – спросил он спустя пару минут, не отрывая взгляда от документов.

– С чего вы взяли?

– Мне показалось, Анжелика Романовна… э-э-э… готовится стать мамой. Разве нет?

– Мамой? – переспросила Репьева, вызывая в памяти образ секретарши. – Вы хотите сказать…

Но Горошин уже погрузился в работу, и невысказанный вопрос Инги Андреевны, не от начальника ли понесла девица, не заметил. Подумав, Репьева поднялась с места.

– Пойду, пожалуй, пройдусь, – объяснила она, хотя в этом не было необходимости: Анатолий Иванович сосредоточенно перерывал бумаги.

– А? Да-да, – рассеянно отозвался он. – Конечно.

Инга Андреевна неторопливо вышла из кабинета и припустила на первый этаж, в банкетный зал, где дамы восторгались тортом.

После возвращения в кабинет ни о какой работе речи идти не могло: вид сказочного торта с розовым замком из творожного крема окончательно настроил всех на нерабочий, праздничный лад.

– Вересаев противный, – говорила Людочка, подкрашивая ресницы перед зеркалом. – Столько калорий! Я поправлюсь на два килограмма!

– В вашей фигуре, милая Люда, два килограмма ничего не изменят, – сообщила ей Инга Андреевна.

Ерофеева задумалась, как стоит ей расценивать слова старухи, и пришла к выводу, что это комплимент ее фигуре.

– Да, я в маму хорошо сложена, – согласилась она. – Ой, Маргарита Анатольевна, у вас новая помада!

– Анатолий Иванович, а вы все работаете? – участливо спросила Оля Земко у толстячка, склонившегося над грудой бумаг. – А у нас уже одни помады и наряды в голове.

– Это правильно, Оленька, так и должно быть, – отозвался Горошин, протирая очки и быстро моргая слезящимися глазами. – А я просто старый перестраховщик. У клиентов возникли проблемы по прошлым периодам… За две тысячи четвертый год. А я как чувствовал, что будет там засада, в этом две тысячи четвертом, будет! Теперь перепроверяю все по пять раз.

– Да отдохните вы, Анатолий Иванович, расслабьтесь! – Людочка покрутила кудряшку на голове и радужно улыбнулась: завиток был такой же тугой, как и утром. – Между прочим, вы знаете, что нас скоро будут расширять? Говорят, Вересаев хочет еще двух аудиторов взять и начальника отдела назначить. Маргарита Анатольевна, так что у вас за помада?

Она обернулась к Безинской, но та стояла, задумавшись, и вопроса Людочки не услышала.

– Что, Люда? – переспросила она наконец. – Ах, помада? Честно говоря, не помню…

Она достала из ящика толстую папку и начала быстро ее пролистывать. Людочка с Олей Земко переглянулись, Оля пожала плечами: чтобы Безинская да не помнила марку помады?! Странно. Должно быть, просто не хочет с Ерофеевой общаться.

– К юристам взяли помощником Илюшина, – вспомнила Земко. – И у аналитиков со следующей недели новая девочка выходит на работу. Я ее видела – красавица! Схожу, пожалуй, к ним, посмотрю, что у них делается. Все равно мне сегодня больше не работается.

– Ох, и мне. – Инга Андреевна встала, потянулась, поправила браслет. – Скорее бы банкет, что ли… Устанешь ждать.

В коридоре послышался смех, цоканье каблуков. Время банкета приближалось, и все к нему готовились, помня о том, что второй большой корпоратив выпадет только на Новый год.

К четырем сотрудники собрались в зале, который называли банкетным. Однако в действительности длинный кабинет служил и переговорной комнатой, и комнатой отдыха. Вокруг стола, уставленного закусками, слышались оживленная болтовня и смех. Сам Вересаев с исполнительным директором Рекуровым задерживались, и сигнала к началу праздника не было дано, поэтому присутствующие только облизывались на салатики, а кое-кто из особенно проголодавшихся, вроде Макара Илюшина, незаметно утащил кусочек свежей семги, лоснящейся на блюде.

– Не понимаю, зачем каждый год еще и мужчин поздравлять на Восьмое марта? – Людочка кокетничала с бородатым юристом Славой, стреляя глазками и беспричинно поправляя пышный бант.

– Не поздравлять, а компенсировать их моральные страдания, – гудел Слава, искоса поглядывая на элегантную Безинскую. – Шеф понимает, как тяжко нам приходится в этот день, вот и проявляет сочувствие.

Воздух пах хризантемами, и витало в нем кокетство, ожидание праздника, смех…

– Вино, между прочим, отличное.

– Ты уже успел попробовать?

– Обижаешь! Донесу до дома, иначе Маринка устроит мне светлую жизнь!

– Вижу, Павел Аркадьевич, жена вас под каблуком держит?

– Инга Андреевна, с ним иначе нельзя. Сопьется.

Один человек из сидевших вокруг стола улыбался, прислушивался к невинной болтовне, сам поддерживал ничего не значащий разговор и внешне был совершенно спокоен. Он и внутренне был почти спокоен, но ожидание не давало ему расслабиться. Расслабляться было нельзя, потому что скоро…

В кабинет вошел Степан Степанович Вересаев, за ним – исполнительный директор. Женская часть коллектива фирмы «Вересаев и компания» заулыбалась, мужчины машинально выпрямили спины – в присутствии Вересаева всем хотелось приосаниться и продемонстрировать боссу армейскую выправку. Степан Степанович был высок, крепок, смугл, совершенно сед в свои сорок четыре года и обладал характером романтического танка, то есть пер напролом, но с выдумкой, время от времени являя окружающим доброту характера и бескорыстие, чем ошеломлял их до глубины души. Со своими небольшими чудачествами вроде отмечания Восьмого марта с обязательным огромным тортом, испеченным на заказ, Вересаев был бы смешон, если бы не размах его причуд. На человека, попавшего в офис фирмы в праздник, пышные хризантемы, стоявшие через каждый шаг, производили неизгладимое впечатление, не говоря уже о декорированных стенах, а потому Степан Степанович вызывал не насмешки, а удивление, от которого был один шаг и до уважения.