Елена Михалкова - Мужская логика 8-го Марта

Голос Илюшина звучал убедительно, и Вересаев подумал, что сам бы он в подобной ситуации давно согласился с его доводами.

– Хитрая сволочь, – не сдержался охранник и получил тычок от Николая. – А что? Лихо прокрутила дело и теперь уйдет с побрякушкой.

– Анатолий Иванович, надо ее найти! – воззвал к Горошину Николай. – Правда, как будто в лицо плюнули…

Но Горошин снова покачал головой, и теперь стало ясно, что это значит.

– Ну, как хотите, – развел руками Макар. – Тогда я не вижу для нас никаких зацепок. Разве что…

Он задумался. Снова походил по комнате, затем взял со стола листок, на котором Николай записал, какие комнаты открывались аудиторами.

– Где умный человек прячет лист? – проговорил Илюшин.

– Где-где… – Охранник слегка растерялся, решив, что вопрос обращен к нему. – В холодильнике, должно быть.

– Почему в холодильнике? – поразился Степан Степанович.

– Потому что там можно все спрятать, – честно ответил Валера.

– Умный человек прячет лист в лесу. – Макар рассеянно глянул на охранника, и Вересаев понял, что идею с холодильником парень прослушал. – Так Честертон говорил, а он сам был очень неглупый человек.

– Психолог? – проявил осведомленность Николай.

– Не совсем. Впрочем, неважно. Итак, умный человек прячет лист в лесу. Наша воровка – умный человек? Наверняка. Даже если кажется глупой.

Поняв, к чему клонит Илюшин, Вересаев мысленно обежал глазами все здание.

– Люстра? – быстро предположил он. – Светильники? Аквариум?

Макар взглянул на него, что-то напряженно обдумывая.

– Вряд ли, – протянул он. – Анатолий Иванович, напомните, пожалуйста, в чем хранилось ожерелье. В коробочке?

– Нет. Коробочка показалась мне слишком безвкусной, и я переложил его в конверт.

– В конверт! – хором воскликнули Илюшин, Вересаев и Николай.

– Вспомните хорошенько, – торопливо сказал Илюшин, – ваши коллеги видели, что вы убрали украшение в конверт? Пожалуйста, вспомните, это очень важно!

– И вспоминать нечего. Видели. Я при них взял со стола плотный конверт, а потом засунул его в портфель.

Пристально глядя на Горошина, Макар прищурился и сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:

– А если бы вам пришлось прятать конверт так, чтобы он не должен был бросаться в глаза, какое место вы бы выбрали?

Анатолий Иванович посмотрел на Вересаева непонимающим взглядом, и вдруг тень догадки мелькнула в глазах у обоих.

– Архив! – Степан Степанович опередил Горошина на полсекунды.

– Точно! – Макар азартно хлопнул ладонью по столу. – Вот наш лес! Готов прозакладывать зарплату за полгода – конверт в архиве!

Когда в помещении, где хранился архив документов, зажегся свет, охранник негромко присвистнул.

– Не свисти, денег не будет, – машинально заметил Николай, делая шаг вперед и пропуская вперед Илюшина.

Но на него вид стеллажей, заполненных папками, тоже произвел впечатление. «Хорошо, если конверт здесь. А если нет?»

– Вы с Валерой берете на себя правый сектор, – приказал Вересаев, недолго думая, – я – средний, Анатолий Иванович с Макаром Андреевичем – левый.

И, не теряя времени, двинулся к шкафам.

Николай постоял в некоторой растерянности перед полками, но затем, приговаривая про себя «глаза боятся, руки делают», вынул крайнюю папку. «И что с ней делать? Внутри смотреть?»

Он пробежал пальцами по пыльным корочкам, вдохнул запах картона и старого клея, наклонил голову и прочитал даты на корочках. «Надо приступать», – сказал он самому себе, и тут из-за соседнего стеллажа раздался очень спокойный голос Вересаева.

– Я его нашел.

Николай замер на секунду, не веря своим ушам, а затем бросился к шефу. То же самое сделали и остальные и увидели Вересаева вертящим в пальцах ожерелье из серебристых веточек, на которых блестели капли – камни.

– Надо же… – проговорил Степан Степанович. – Даже в папку не спрятала, просто всунула конверт на среднюю полку. Наверное, торопилась.

Он протянул ожерелье Горошину, который взял его так бережно, словно капли могли стечь на пол.

– Кто? – выдохнул Валера. – Кто заходил в архив?

Мужчины подняли глаза друг на друга – все, кроме Вересаева: он и так помнил, кто дважды был в архиве.

– Безинская, – с сожалением признал Макар. – Маргарита Анатольевна.

Увидев Горошина, вошедшего в кабинет генерального директора с ожерельем в одной руке и конвертом в другой, все сидевшие вскочили. Кроме Оли Земко, положившей руку на живот и устало откинувшейся на спинку стула.

– Нашли! – Глаза Рекурова изумленно расширились, словно он не допускал и мысли, что их затея увенчается успехом.

– Нашли, – грустно подтвердил Анатолий Иванович.

– Где? Где нашли? – Людочка так и впилась глазами в шефа, не сводящего глаз с Безинской. Та держалась спокойно, но на ее лице на секунду промелькнуло странное выражение.

– В архиве.

Степан Степанович прошел за свой стол, уселся. Николай с Валерой остались стоять у дверей, словно боялись, что кто-то вздумает убежать. Илюшин собрался было присесть на подоконник, но вовремя опомнился и просто облокотился на него. На диване напротив ссутулился Анатолий Иванович, не выпуская украшение из пухлых пальцев.

– Ожерелье мы нашли в архиве, – сухо повторил Вересаев, и в комнате повисла тишина, в которой шмыгала носом Людочка. – Одна из вас заходила в помещение, где хранятся архивные документы. Маргарита Анатольевна, вам понятно, что это значит?

Земко с Ерофеевой перевели взгляд на Безинскую. Репьева поморщилась.

– Вы считаете меня виновной? – ровным голосом спросила та. – Почему? Разве только я могла спрятать там ваше ожерелье?

– Именно. Я вам только что объяснил: никто, кроме вас, не входил в архив.

Степан Степанович с удовлетворением заметил, что на сдержанном лице Безинской промелькнула тень растерянности.

– То есть… как, простите? – переспросила она. – Не может быть!

Николай прошел к столу, положил перед женщиной лист бумаги, ткнул пальцем.

– В два двадцать шесть – первое срабатывание вашей карточки, в три сорок восемь – второе. Только вы были в архиве дважды за последние четыре часа, и больше никто. А вы рассчитывали, что зайдет кто-то еще и это снимет с вас подозрения? – он усмехнулся. – Не выгорело. Остальные готовились к банкету, им не до архивов было.

Маргарита Анатольевна секунду смотрела на лист широко раскрытыми глазами, затем обернулась к Горошину, теребившему ожерелье. Она, казалось, собиралась что-то произнести, но вместо этого лишь скривила губы.

– Одного не понимаю, – чуть удивленно произнес Вересаев. – Зачем? Неужели ради десяти тысяч долларов?

– Действительно, не понимаете, – высокомерно подтвердила Безинская. – И никогда не поймете.