Ольга Тарасевич - Копье Судьбы

– Угу. – Володя растерянно посмотрел на пол. – Слушай, а ты не знаешь… где мои носки?

Инга опять захихикала.

– Сорри, но они в мусоропроводе. На них кот написал, поэтому что отстирывай, что нет – запах все равно останется!

Он снова расхохотался, представив, как появится под строгим взором ВВП и не менее пристальным взглядом товарища Сатыкова без носков. ВВП мог бы пошутить насчет сына турецкоподданного. Сосед по кабинету, конечно, сделает концептуальный вывод по поводу развратных действий в отношении совершеннолетней гражданки Инги. И будет не прав. Рядом с такой девушкой, конечно, сложно ничего такого не совершить. Но в эту ночь секса не было… Были мультики. У Инги куча дисков: японские мультфильмы, американские.

Кому-то покажется это странным? Ну и пусть. Зато страх, тяжесть и растерянность ушли. Теперь можно со спокойной душой продолжать разбираться и с непонятными грабителями в квартире Костенко, и с несчастным изрезанным Вассерманом.

Одевшись, Седов потратил еще несколько минут на поиски Черныша, Ингиного противного черного кота. Очень хотелось всыпать ему по первое число за использование носочков в качестве лотка. Но тот, словно предчувствуя расплату, где-то спрятался, и месть коварному животному пришлось отложить. А жаль! Туфли на босу ногу – удовольствие ниже среднего…

«Наверное, надо вызвать на повторный допрос Игоря Костенко, – прикидывал следователь, изнывая в пробке, закупорившей, кажется, всю Варшавку. – Вчера вечером Паша доложил, что повторный опрос жильцов, который он проводил, позволил выявить любопытные факты. Оказывается, Игорь предлагал отцу продать квартиру. Он хочет открыть свой центр. Судя по всему, Игорь – человек не бедный. Если соседи обладают верной информацией, то гонорары его впечатляют. С некоторых клиентов Костенко-младший якобы берет плату по триста евро за час. Нормальная такая психотерапия. Я бы при такой стоимости психологической помощи точно утратил душевное равновесие. Но о вкусах не спорят… Игорь не бедствует, однако старт своего бизнеса всегда требует значительных средств. Отец помочь ему отказался. А что, если Костенко-младший напрямую причастен к этим событиям? Тем более, как успел показать на допросе Ганс Вассерман, грабители не действовали очень уж жесткими методами. Смерть Юрия Костенко – в каком-то смысле стечение обстоятельств… Надо проверить эту версию, обязательно! Корыстный мотив, сговор – все складывается, и как это я раньше не дотумкал…»

Увидев перед дверью своего кабинета Лику Вронскую, примостившуюся, как сиротинушка, на каком-то ящике, Седов понимающе усмехнулся. Действительно, лучше шум дрели, строительная пыль и хлипкое сиденьице, чем товарищ Сатыков с его нравоучениями.

– Володя, пошли на улицу, – Лика кивнула на дверь, – а то там этот пацан. А ты мне комп Вассермана давал. Вдруг он жалобу настрочит, что ты вещдоками разбрасываешься!

– Да ладно тебе паниковать. – Он протянул руку, помогая Лике подняться. – Даже если Сатыков заложит, шеф вроде пока производит впечатление вменяемого человека, поймет. А что, Пашка все посмотрел? Получилось у него инфу достать?

– Не то слово! Седов, ты сейчас обалдеешь! Кстати, я могла тебе еще вчера все рассказать. Но некоторые, – она ткнула его кулачком в бок, – завели манеру телефон отключать.

– Здравствуйте, Роман Михайлович! – Следователь прошел к своему столу, отмахнулся от норовившей спикировать на голову Амнистии. – Приветствую вас, – он покосился на портрет, – Владимир Владимирович.

Сатыков, едва заметно кивнув, демонстративно отвернулся к монитору.

– Вот комп Ганса, в целости и сохранности. Даже самой захотелось купить такую же машинку, хотя она с моими требованиями к технике мне нужна, как собаке пятая нога. – Вронская положила на стол черную сумку, присела на стул, сняла с плеча рюкзачок. – Видишь, сколько макулатуры. – Она вытащила внушительную стопку бумаг. – Самое главное я тебе маркером подчеркнула. В это невозможно поверить. Но, кажется, у Вассермана было копье Лонгина.

– Да? А что это такое? – Седов проводил глазами обтянутую синим кителем спину соседа по кабинету. Неужели Сатыков и правда побежал кляузничать шефу? Хотя, в общем, участие постороннего человека в работе следствия – это с формально юридической точки зрения целый букет нарушений. Ему явно есть на что жаловаться…

– Это копье, которым, по легенде, был убит Иисус Христос. – Лика перегнулась через стол, зашелестела бумагами. – Вот, я на эту тему тоже собрала информацию и все распечатала. Вообще-то считается, что это копье находится в Вене, в музее Хофбург. Проводили его экспертизу – оказалось, вроде подделка, поэтому результаты особо не афишировали. Это и объяснимо: зачем посетителям музея знать, что ценный экспонат на самом деле не такой уже и ценный. Хотя специалисты в курсе проблемы, я нашла ряд статей и книг на эту тему. Оригинал же… возможно, оригинал теперь находится в Москве…

Следователь пододвинул к себе стопку бумаг, сигареты, зажигалку. Закурив, кивнул на чайник:

– Мать, будь человеком, сделай кофе.

– Не спалось? Седина в бороду, бес в ребро? Плавали, знаем…

Володя собирался уже покаяться в своем мультяшном времяпрепровождении, но, пробежав глазами первые абзацы, позабыл обо всем, кроме копии переписки между Костенко и Вассерманом.

В первом письме Костенко интересовался, является ли Ганс Вассерман родственником некоего офицера Фридриха Вассермана, входившего, судя по архивам, в число личной охраны фюрера. Ответ был получен утвердительный. Ганс сообщил, что деду даже довелось после самоубийства Адольфа Гитлера и Евы Браун выносить их тела из бункера, обливать бензином и сжигать – как и предписывалось завещанием фюрера. Еще Ганс писал, что деду удалось вынести из бункера ворох карт с личными пометками фюрера. У преданного охранника в голове не укладывалось, что война проиграна, он все еще верил, что советские войска будут разбиты и карты с пометками Гитлера надо сохранить.

В бункере, писал Ганс, было много собак. Любимая овчарка Гитлера Блонди недавно ощенилась. Перед самоубийством фюрер решил испытать на Блонди действие яда, которым собирался воспользоваться сам.

Труп собаки верные сторонники потом сожгли вместе с телом хозяина. А щенки, беспомощные, маленькие, ползали по комнатам и коридорам.

«Дед хотел вынести их на улицу, нашел корзинку. Но в ней тоже были собаки, там спрятались два скотчтерьера, принадлежащих фрейлейн Браун, – писал Ганс. – Они, как рассказывал дед, не лаяли, не кусались. Несчастные животные плакали, из глаз текли слезы. И дед не выдержал, забрал их себе. От Берлина до нашего дома в Потсдаме было меньше часа езды. Собаки Евы Браун жили у нас еще лет пять после войны. И щенков Блонди тоже разобрали офицеры».