Ольга Тарасевич - Копия любви Фаберже

Ей было смешно от собственного плана. Открыть салон, а потом добиться успеха и открыть еще один, и чтобы появились навыки и средства. А потом бах-бах – вдруг придумать и реализовать какую-нибудь хитрую схему, оставляющую Андрея без гроша. А потом целоваться. Чтобы губы распухли и болели. Смотреть на звезды. Пока колючий дрожащий комок не свалится с небосвода. Держаться за руки. Думать, почему иногда ночью облака становятся оранжевыми. Когда некуда спешить, можно начинать учиться жить заново…

Наивно, по-детски. Но разве есть другие варианты?

Салон стал пусть зыбкой, но все же мечтой.

Света боролась за все. Идеальное сочетание цветов плитки, лучший ламинат, и чтобы каждый стеклопакет, и любая дверная ручка выглядели и устанавливались безукоризненно.

Строители пытались халтурить, плохо ровняли стены, не там поставили перегородки.

От крика саднило горло. Рабочие быстро поняли, что ей знакомы все нюансы строительного ремесла. Но они не знали, что каждое движение их мастерка – это шаг к ее самой заветной цели, а путь предстоит длинный и долгий, и времени нет топтаться на месте…

– Переделать, – орала она, увидев потрескавшуюся на следующий же день тонкую нулевую штукатурку на стенах.

– Переделать! – когда опять видела едва заметные, как прочерченные иглой, трещинки на грунтовке.

– Переделать! Переделать!

– Свет, ну ты достала уже, – вырвалось у женщины в замызганной бесформенной спецовке.

Знакомый голос. Самый родной…

Полина?

Полечка!!!

Обветренные губы на покрасневшем лице, потухший взгляд, морщинки у глаз. Господи, как она измучилась вся, а ведь все могло быть по-другому…

– Дура, какая же ты дура, – рыдала Света, уткнувшись в ее плечо. – Я тебя искала, и в Пригорске, и в Москве! Почему ты сбежала? Почему адреса не оставила? Почему не нашла меня?!

Полина отстранилась:

– А зачем я тебе теперь? Кто ты и кто я?! Посмотри на себя – картинка! А я – штукатур-каменщик, не бог весть какая птица! Вот и свиделись, что с того? Ты вторую неделю на меня смотришь и в упор не признаешь! Только орешь как резаная. Да сыро здесь – вот все и трескается, штукатурка, грунтовка. А еще дом старый, кладка неровная. Забыла, как сама на стройке кистью махала?..

– Ничего я не забыла. – Света повернулась к сгрудившимся в дверном проеме строителям, с любопытством наблюдавшим за ними. – Спасибо за работу, жду вас завтра с утра! Да, и кто-нибудь, спецовку мне оставьте!

Переодеться.

Ликвидировать дурацкие трещины.

Идеально, безукоризненно.

Чтобы Полька поняла: ничего она не забыла.

Полина нашлась, но теперь предстоит главное – вернуть подругу…

Света взяла строительный молоток, простучала все время трескающуюся стену. Так и есть: ниже окна, там, где появляются трещины, звук более звонкий.

Некачественная кладка, возможно, зазор. Аккуратно положить расшатавшийся камень – вот и решение проблемы. Тогда, может, даже грунтовать не придется, обои лягут ровно.

Перекрикивая визг перфоратора, Света распорядилась:

– Полин, ты раствор приготовь!

Она вытащила камень и нахмурилась. Дыра. В толстой стене – довольно большая дыра. Придется ее заделывать, потому что даже надежная фиксация камня проблему не решит: в полости будет другая температура, и со временем дефект стены все равно даст о себе знать. Надо попросить, чтобы строители привезли щебень. Или лучше кирпич?

В стоящем на лесах ящике с инструментом обнаружился фонарик. Света присела на корточки, направила в отверстие сноп яркого света.

Дыра оказалась не очень глубокой. А еще в ней виднелся какой-то овальный присыпанный пылью предмет.

– Поль, рукавицу дай! Внутри что-то есть!

– Светик, зырь скорее! А если там клад!

«Светик» звучало так обнадеживающе, как будто и не было глупой Полиной обиды…

– Дай я! – Поля выхватила продолговатую вещь, обтерла ее краем спецовки. – Похоже, шкатулка. Ух ты, а если и правда клад!

Полина открыла шкатулку, достала яйцо и разочарованно протянула:

– Стекляшка… А я-то думала, клад. Разве что подставка золотая. Или нет? Тяжелая, может, бронза.

Она терла рукавом ажурное изящное, но потемневшее основание, когда случилось невероятное.

Красный занавес внутри яйца вдруг раздвинулся, и на сцене закружилась балерина.

Невероятная, прекрасная, божественная!

Она притягивала взгляд, как магнит.

Поражало лицо ее, живые черные глаза, полуоткрывшиеся в улыбке губы, легкий румянец на щеках. Темные локоны растрепались от танца. И – блеск, сверкание, разноцветные лучики. Красный огонь колье, изумрудный корсаж, прозрачный белый алмазный снег платья, на кончиках пуантов собрались брызги солнца.

Она была прекрасна, как жизнь. Красива, как любовь. Света смотрела на хрупкую фигурку, и ей казалось, что в ней сосредоточены все ее счастливые тайны.

И бешеный стук сердца – тогда, в пригорском детдоме, Андрей вдруг бросается к ней, хватает за руку.

И жажда – его губы, поцелуи, не напиться ими, никогда.

И полет – вата облаков под ярким солнцем, внизу много тысяч метров пространства, а рядом муж, и что прекраснее, непонятно…

Балерина, балерина! Кружатся мечты, танцуют надежды. Каждая секунда – прилив радости.

Как хорошо, что можно видеть такую красоту. Какое счастье – любить.

Спасибо, неизвестная мама. Ты не дала мне ничего, кроме самого главного. Важнее этого нет ничего. Жизнь, жить…

… – Малая, ты где? – Андрей потянулся в кресле, задел длинными ножищами садового гномика. – Ой, блин! Ну я вырубился капитально. Что, ночь уже? Малая? Малая?!

Света закусила губу и отвернулась. Сейчас будет самое страшное. Андрей пройдет в зал, приблизится к дивану, и…

Бедный, бедный.

Он испугается, коснувшись ее остывающего тела. Ему будет больно, плохо.

А объяснить ничего не получится.

Она так счастлива. Можно целовать его сколько захочется, и сидеть на коленях, и обниматься. Она счастлива! Если бы только еще в этом странном состоянии, которое называется смертью, можно было бы хоть что-нибудь объяснить…

– Малая! Света! Светочка…

Андрей щелкнул выключателем. Он кричал, как сумасшедший, до Светы доносились звонкие звуки шлепков, похоже, он пытался привести мертвое тело в чувство.

И выл, и скулил, всхлипывал…

Зажав уши руками, Света с легкостью шагнула через стекло в ночную мглу. Понимая, что мороза больше уже не чувствует…

…Талантливый писатель брызжет слюной. Вообще все талантливые писатели, видимо, синтезируют яд, и, чтобы им не захлебнуться, щедро орошают неталантливых писателей. Лика уже в курсе. Научена горьким опытом. Предусмотрительно отходит в сторонку. Хотя книжный магазин тесный, особо не развернешься. Слюна талантливого писателя летит на испуганную растерянную продавщицу.