Дарья Калинина - Серийный бабник

Дядя Митя даже не счел нужным скрывать свою радость. Он с теплотой и нежностью смотрел на свою фляжку с уцелевшим от нашествия подруг содержимым и больше ничем не интересовался. А подруги направились к спальне Виктора Алексеевича, где должна была находиться и Людмила. Ей они собирались задать несколько вопросов. В частности, и о том, что могло понадобиться в ее спальне Валькирии? Зачем она туда пришла?

Но подруги не успели задать Людмиле свои вопросы. Потому что, подходя к дверям спальни, услышали резкий женский голос. Он принадлежал Рине.

– Папа, ты должен избавиться от этой дряни! Ты сказал, что все держишь под контролем! И что в результате? Эта тварь продолжает свои непотребства!

– Риночка, что за слова, – попыталась утихомирить разбушевавшуюся дочь ее мать.

Но Рина ничего не желала слушать. К ее голосу присоединился еще и неслабый голосок Нины. Вдвоем они так нападали на Виктора Алексеевича, что подругам даже стало жаль старика. Но о чем это они? Кто дрянь? И что за непотребства она продолжает творить?

– А что вы тут делаете?

Подруги дружно обернулись и обнаружили, что позади них стоит и с удивлением смотрит на них сама хозяйка дома.

– Люда, вы тут? – смешавшись, произнесла Кира. – А разве вы не там?

И она, окончательно смутившись, ткнула пальцем в сторону спальни Виктора Алексеевича.

– Нет, – безмятежно произнесла Людмила. – Муж попросил, чтобы я приготовила ему ромашковый чай. Его любимый.

И она показала стаканчик с бледно-желтой жидкостью. Над стаканом поднимался пар. И подруг передернуло. В этот момент до ушей Люды донесся очередной вопль Ниночки по поводу «распутной дряни», и на лицо молодой женщины набежало облачко. Но затем она решительно расправила плечи.

– Простите меня!

В спальню Виктора Алексеевича она шагнула с таким видом, словно входила в клетку с дикими тиграми. А вместо подноса со стаканом ромашкового чая – безвреднейшего в мире напитка – у нее в руках, по меньшей мере, хлыст со свинцовым наконечником. Но стоило ей шагнуть за порог, как Нина с сестрой моментально заткнулись. Из чего подруги сделали вывод, что «распутная дрянь» – это и есть их молодая мачеха. Интересно, из чего падчерицы сделали такой вывод? Не может быть, чтобы он основывался только на их антипатии к ней. Должно быть что-то еще для подобных обвинений.

Между тем наступило суматошное утро. Оно ознаменовалось появлением в доме бригады медиков и опергруппы. И если первые вели себя деликатно и вскоре уехали, забрав тело Валькирии, то оперативники покидать дом не торопились. Явно считая, что в нем для них есть богатое поле деятельности. И, собрав в холле всех обитателей, они приступили к работе.

– Начнем мы с того, что поговорим со всеми свидетелями случившегося убийства гражданки Ирины Кудряшиной, – заявил один из оперов, которых Слепокуров притащил с собой.

Толпа обитателей дома встрепенулась, заволновалась.

– Но мы ничего не знаем про убийство!

– Мы спали, когда это случилось!

Однако оперативник был непоколебим.

– Что-то всегда можно припомнить, – заявил он. – Нужно лишь постараться.

Толпа невыспавшихся и потому злых и раздраженных людей снова возроптала. Но открыто возразить никто не посмел. И оперативники, разбив свидетелей на группы, принялись с ними работать. Подругам выпало беседовать с тем самым старшим опером – Никитой, который и занимался организацией бесед со свидетелями.

Старшему оперативнику едва ли исполнилось двадцать семь – двадцать восемь лет. И ростом он был невелик. Чуть выше Леси, но значительно ниже Киры. Даже до метра семидесяти бедняга не дотягивал. И при этом был упитанным – ну чисто колобок. Да еще на пальце у него красовалось тонюсенькое, но от этого не становившееся менее обручальным колечко.

– Ты посмотри! – прошептала Кира подруге, выразительно косясь на правую руку Никиты. – Даже таких смешных мужиков наши бабы разбирают!

– Увы, – скорбно произнесла Леся, которой ужасно хотелось спать и совсем не хотелось беседовать с Никитой.

Но пришлось. Подругам была задана куча вопросов по поводу их имен, домашнего адреса и возраста. Похоже, Слепокуров решил отомстить им таким образом. И лишний раз подчеркнуть, что между ними возможны только официальные отношения. И если подруги в чем виноваты, то ответят по всей строгости закона. Он лично их выходки покрывать не намерен.

Никита был настроен вполне благожелательно. Хотя расспрашивал подруг очень подробно. И все ответы записывая на листы бумаги. Вся эта мутотень закончилась лишь часа через полтора. Обессиленные подруги поплелись к себе, невольно пожалев Никиту, которому еще предстояло допросить кого-то из охраны.

Внезапно до них донесся женский голос:

– Ну что вы ко мне прицепились с этим отваром? Ну да! Я его варила! Только что с того? Мне от смерти хозяина никакой выгоды нет и быть не может!

– А вы оставляли приготовленное лекарство без присмотра?

– Конечно! Что за ценность такая! Сварила, как полагается. И оставила, чтобы настоялся. Он же на травах, им настаиваться нужно. Будто бы не знаете!

– А сами ушли?

– А сама ушла!

– Кто же мог подсыпать отраву в отвар?

– А вы на меня так не смотрите! Я вам уже сказала, нет на мне греха! Да вы бы лучше у старшенькой-то спросили бы!

– У дочери Виктора Алексеевича?

– У ней самой!

– Но зачем дочери?..

Подруги невольно замедлили шаги, заинтересовавшись этим в высшей степени занимательным диалогом. И, проходя мимо полуоткрытой двери, которая вела в кухню, обнаружили, что там сидит кухарка – пожилая кругленькая женщина с начинающими седеть волосами, аккуратно стянутыми у нее на затылке в тугую кичку. С ней беседовал второй оперативник, с которым подруги лично знакомы не были.

Но похоже, мерзкий Слепокуров уже всех своих коллег предупредил о склонности подруг соваться не в свое дело. Потому что мужчина, встретившись взглядом с загоревшимися глазами подруг, поспешно встал и захлопнул дверь прямо перед их носами. Девушки, не сдерживаясь, дружно фыркнули. Велика беда, с поварихой они могут и потом поговорить! И потопали к себе на второй этаж.

Тем не менее подслушанный разговор не шел у них из головы. И Кира произнесла:

– Думаешь, если у Нинки вдруг любовь, а отец против, могла Нина захотеть его отравить?

– Шутишь? Такая стерва? Конечно, могла!

– Могла и захотела?

– Вполне!

– Так что это она отраву в травяной настой подсыпала?

К этому времени подруги уже достигли порога своей комнаты. И, уединившись в ней, смогли приступить к обсуждению темы. Кира не торопилась клеймить Нину.

– Тут ведь какая ситуация, – пробормотала она. – Похоже, тот яд, который приготовили для Виктора Алексеевича и которым случайно отравилась Валькирия, тот же самый, от которого пострадал Иннокентий Павлович.