Елена Ханга - Третье пророчество

Увидев Волкову в пустом переулке, Воронцов застыл как вкопанный.

– Это ты? – изумленно спросил он.

– Я тоже рада тебя видеть. Мог хотя бы поздороваться.

– Здравствуй, – смущенно сказал Воронцов. – А как ты меня здесь нашла?

– Вот это как раз совершенно не важно.

– Это действительно ты?

«Что-то изменилось в ее глазах, – почувствовал Воронцов. – Словно появилась какая-то новая тревога, которой раньше не было. Хотя ты же раньше никогда не видел эту девушку в ее обычной жизни», – остановил Воронцов сам себя. К тому же Людмила Волкова прекрасно знала, что нарушает инструкции, идя на эту встречу. Больше им не полагалось ни знать, ни помнить друг о друге.

Нет, понял Воронцов, вглядываясь в ее глаза повнимательнее, не это ее беспокоит.

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

Господи, ну конечно же, им нужно поговорить! Особенно после того, что было между ними в каюте на пароме «Силья Лайн»... Здесь Воронцов во второй раз за эту ночь серьезно засомневался в том, что визит к нему домой Марины был сегодня своевременным. Пригласить к себе в гости Волкову, таким образом, он теперь уже не мог.

Впрочем, как выяснилось, этого и не потребовалось.

– У нас очень мало времени, – сказала Волкова, и озабоченность в ее голосе от него не ускользнула.

– Я вообще заметил, что у нас с тобой его всегда почему-то мало, – вздохнул Воронцов.

– Издержки профессии, – хмыкнула она.

– Все не было случая сказать... У меня вообще-то совершенно другая и очень мирная профессия...

– Я уже об этом знаю. Старшие товарищи просветили. И очень надеюсь, что ты мне окажешь профессиональную помощь. Так сказать, проконсультируешь меня.

– То есть как мужчина я тебе уже не интересен? – не удержался Воронцов. Он даже остановился ради этого вопроса. Остановился и развернул Людмилу лицом к себе.

– Мой рыцарь, вы меня спасли из пасти дракона, и я вам за это очень благодарна...

– Ну, не дракона, скажем, атак... мелких шакалов, – слегка смущенно поправил польщенный Воронцов.

– Шакалов или драконов – вопрос второй. Свой подвиг ты совершил. Но проблема в том, что мы с тобой из разных сказок... – Голос Волковой слегка дрогнул и понежнел. – Мне было очень хорошо с тобой, мне было безумно хорошо с тобой. Но ты же и сам знаешь, что на этом нам придется остановиться... Иначе нам придется трудно. Нас с тобой не поймут.

– Кто не поймет? – глухо спросил Воронцов. – Те, кто пишет эти наши с тобой разные сказки?

– Не продолжай, – остановила она его, вытянув вперед руку.

– И все-таки ты меня нашла, – мстительно заметил Воронцов.

– Да, это я тебя нашла, – согласилась Людмила, сказала она это каким-то странным голосом. – Более того, мне опять нужна твоя помощь. А может быть, и тебе на этот раз пригодится моя.

– Опять драконы? – поинтересовался Воронцов.

– Вот лучше бы ты мне сам все и объяснил, драконы это или еще что.

– Значит, ты всерьез считаешь, что моя профессия – это драконоведение?

Натолкнувшись на ее взгляд, Воронцов понял, что шутить и резвиться он очень скоро перестанет. И на этот раз не ошибся.

Сначала она подумала, что странности, которые все настойчивее стали происходить с ней, – это лишь последствия психотропных препаратов, которые ей вводили на протяжении нескольких недель. Она даже не сразу обратила внимание на то, что содержание видений и галлюцинаций, которые начали посещать ее еще на рыбной ферме Бюро в Норвегии, стало меняться. Ее больше беспокоило то, что сами видения продолжались и после фермы. Там, борясь с наркотическим дурманом, она научилась отключать свое сознание от этих «побочных эффектов» и потому теперь не сразу присмотрелась к тому, что видения ее изменились.

Медики, которые занялись Волковой сразу после ее счастливого возвращения в Россию, особой опасности в том, что происходило с ней, не усмотрели. Они сказали, что она имеет дело с обычным постнаркотическим синдромом, ощущение которого постепенно сойдет на нет. Вопрос только времени и здорового образа жизни.

Но странности не отступали.

Тогда она начала внимательнее относиться к ним. Образы, картины и голоса, которые без спросу посещали ее – а чаще всего это происходило вечерами или ночью, когда она еще не спала, – являлись словно ниоткуда. Они ничем не напоминали о ее похищении и связанных с ним приключениях. Они никак не были связаны ни с ее детством, ни с какими-либо другими событиями в ее жизни. Наконец, они ничего общего не имели с ее работой и той информацией, с которой она была связана по службе.

Это были чьи-то чужие видения, которые не имели ни малейшего отношения к жизни Людмилы Волковой. И постепенно ей стало казаться, что кто-то вторгся не просто в ее частную жизнь. Кто-то посторонний пробрался в ее сознание, в ее душу и теперь украдкой подсматривал за ней изнутри.

Прямая дорога для Людмилы Волковой была теперь одна – к психиатру. Но она хорошо знала, что это может создать проблемы для ее дальнейшей карьеры, хотя открыто ей никто об этом и не скажет. Это была первая причина, по которой она не стала спешить с этим визитом. А вторая заключалась... в Андрее Потоцком. Вернее теперь было бы сказать – в Александре Воронцове.

Увидев, как дрогнуло что-то в его глазах, едва она начала ему рассказывать о своих видениях, она поняла, что надеялась на него не напрасно. Хотя по большому счету все ее надежды строились почти на одной интуиции.

Теперь Воронцову пришлось вспомнить одно странное происшествие, случившееся с Людмилой в каюте на пароме «Силья Лайн». Собственно, и происшествия-то никакого не было, Людмила в тот момент вообще спала. Так, небольшая странность.

Они словно забылись в объятиях друг друга, и Людмила «выключилась». Ничего удивительного, если вспомнить, что ей пришлось пережить до этого. Ее короткий сон был очень беспокоен, она стала что-то бормотать. И вдруг Воронцов (который, впрочем, тогда еще был Потоцким) услышал иностранный язык. Он прислушался повнимательнее, и ему показалось, что девушка говорит или почти бредит во сне на португальском.

Воронцов тогда постарался побыстрее забыть свое необычное открытие. Во-первых, в тот момент ни времени, ни сил на подобные размышления просто не оставалось. А во-вторых, это было похоже на защитную реакцию его сознания, которое просто-напросто отторгло маленький необъяснимый эпизод.

Португальский язык не мог не напомнить о загадочной Фатимской истории, которая, надо сказать, в последнее время значительно усложняла жизнь Потоцкому. Все было ничего с этой историей, пока она служила в деле всего-навсего приманкой, с помощью которой нужно было поймать на удочку господина Густавссона и его Бюро. Все было ничего с этой историей, пока она вдруг не стала обретать все более и более серьезные очертания. Потоцкий, откровенно сказать, даже на мгновение об этом боялся задуматься.