Галина Романова - Черная корона

— Здесь вы, Евгений Викторович, совершенно по другой причине, — попытался утешить его Калинкин, а заодно и выгородить Елену. — Да, она следила за вами, но и только! Она же не заставила вас врываться к ним в дом, нет? Вот видите! И драться с хозяином не заставляла.

— Я с ним не дрался, — возмутился Удальцов и тут же добавил со смущением: — Не получилось, знаете. Он очень сильным оказался и ловким. А тут еще эта домработница накинулась на меня, как пантера. Все лицо ободрала, до сих пор не заживает.

«А зачем вы вообще туда пошли? Кто вас звал?» — чертыхнулся про себя Калинкин вопреки служебной этике, призывающей его быть бесстрастным, парню он искренне сочувствовал.

— Шли бы и шли себе мимо. Муж с женой разбирается.

— Слышали бы вы, как он с ней разбирался! — фыркнул невесело Удальцов.

Он все еще не мог поверить до конца, что влип. Все еще думал и надеялся, что сейчас симпатичный следователь пожурит его за вмешательство в частную жизнь супругов и отпустит. Да, снабдит его непременной бумажкой, пропуском, кажется, и тогда уже отпустит и не вспомнит о нем никогда уже более. Но…

— Вынужден вас огорчить, Евгений Викторович, — закончил тот неожиданно их беседу. — Но мы имеем полное право задержать вас до выяснения обстоятельств.

— Как задержать?! Погодите, погодите! Что вы такое говорите?! Как задержать?! И кто станет выяснять какие-то обстоятельства, если суббота завтра!

— У нас тут, знаете, свой график. Работаем практически без выходных. И завтрашний день таковым быть не обещает, — соврал для чего-то Дмитрий, утешить его хотел, что ли, подобным образом.

Соврал, потому что назавтра они с Сашкой собрались за город. Выбрали маршрут поездки. Точнее, она выбрала. Назвала какой-то населенный пункт, он не запомнил даже, с наслаждением слушая, как она гремит на его кухне чашками и чайником. И добавила при этом, что этой поездкой на природу они убьют сразу двух зайцев. Про зайцев он тоже как-то пропустил мимо уха. Главное то, что поедут. Вместе! И целый день вместе проведут. Искупаются где-нибудь, позагорают, а потом начнут доставать из плетеной Сашкиной сумки фрукты, сыр, колбасу, сок и станут завтракать, ну, или обедать там. Какая разница, как будет называться их прием пищи в тени какого-нибудь дерева. Все равно какого, хоть березы, хоть дуба или осины. Он положит ей голову на колени, будет покусывать травинку и млеть от того, как шевелит она его волосы тонкими нежными пальчиками. Будет лежать с закрытыми глазами, млеть и молчать.

С ней ведь даже необязательно было все время о чем-то говорить. С ней и молчать было уютно. Не напрягало ни его, ни ее, когда они не говорили. И специальной темы для разговора не требовалось, как с теми красотками, перед которыми Калинкину приходилось изворачиваться, как ужу на сковородке. Лишь бы они не заскучали, мать их…

— Я требую адвоката, — надулся Удальцов.

— Ваше право. Можете позвонить своему адвокату, но… выходные, сами понимаете. Процедуру освобождения придется отложить до понедельника.

— А что я говорил! Сажаете меня на нары париться, и это накануне выходных. Что я сделал такого, не пойму! Что?! Вступился за женщину, которую жестоко избивал ее муж. Это преступление?!

— Нет. Но самым невероятным образом этого мужа в эту же ночь находят зверски убитым. А вы перед этим, выбегая из его дома, кричали на всю улицу, что не оставите этого дела. И кровь по лицу размазывали. А крови-то вы, Евгений Викторович, слышал, боитесь.

Он не боялся вида крови, как сообщил следствию один из специалистов, у кого Удальцов в свое время проходил лечение. Вид крови мог вызвать неадекватную реакцию, так тот сказал. Либо страх, либо обморок, либо агрессию. В обмороке, как узнал Калинкин, Удальцов провалялся достаточно долго, узнав о гибели жены. Страху тоже, наверное, натерпелся. А вот агрессия…

Не этот ли толчок побудил его к такой скорой жестокой расправе?

Сам Калинкин, если честно, всех этих психоаналитиков считал шарлатанами. Никому не подвластно, полагал он, пропесочить мысли другого человека и дать им адекватную оценку. Нет, можно, конечно, если этот человек с вами абсолютно откровенен и честен. А если врет? Если умело водит вас за нос? Если оказался много умнее, хитрее и изворотливее и исподволь подводит вас к тому выводу, который выгоден только ему и никому более? Что тогда? А все эти тесты с картинками…

Лабуда это все.

— Кто вам сказал такую чушь? — совершенно искренне удивился Удальцов. — Чтобы я боялся крови!!! Нет, это черт знает что такое! А тараканов с пауками я не боюсь, нет? Слава богу. Так кто вам сказал?

— Один из психоаналитиков, у которого вы проходили в свое время лечение, — честно ответил Калинкин. — Вот он утверждает…

— Вы знаете, я понял. — Не к месту и не ко времени, но Удальцов рассмеялся. — Ленка вам привела того придурка, на которого я ухлопал полгода своего времени и полторы штуки баксов!

— Вы это о ком? — как будто бы не понял Дмитрий, хотя мнение Удальцова о психоаналитике разделял полностью.

— Все о нем! Такой шарлатан! Такую ахинею нес, что удавиться можно или точно умом тронуться! — Удальцов слегка потрогал царапины и поморщился. — Это Ленкина была инициатива меня по докторам таскать. Думала, что подобным образом излечит меня от тоски.

— А вы тосковали?

— Да.

— По ком или по чему?

— Эллу все никак не мог забыть. Подло обошелся я с ней, вот и мучился. А потом она погибла так страшно. — Его глаза потухли мгновенно, будто свет изнутри в них кто-то выключил. — А я ведь прощения у нее просить собирался. Думал, что вернусь со временем. Знаете, Дмитрий Иванович, как мужик мужику, скажу вам… Ленка — баба дрянная. Дрянная и подлая. Она вцепилась в меня и… От таких, как она, устаешь очень быстро.

— Почему? — Ему и в самом деле стало интересно, сам не так давно был болен ими.

— Их же буквально каждый день требуется завоевывать. Каждый день, каждый час! Завоевывать и что-то доказывать. Что любишь, к примеру. Это очень напрягает, поверьте.

— Верю, — серьезно кивнул Удальцов, мысленно обмахнув себя крестным знамением.

Уберег его господь от такой-то страсти. Что-что, а лезть на баррикады день за днем — это не его. Ему — простому парню из российской глубинки — хотелось незатейливо и просто, но чтобы навсегда и без подлостей.

У Удальцова навсегда и без подлостей не обошлось. Леночка подставила его, как щенка последнего, очень удачно собрав информацию, которая имеет теперь эффект разорвавшейся бомбы.

Вот не может он его отпустить, как бы ни сочувствовал и какие бы симпатии к нему ни питал. Не может, и все тут! И Черешневу Владу отпустить не может тоже. Хотя и ее жалеет, считая жертвой обстоятельств. Но…