Галина Романова - Черная корона

Александра лишь отрицательно покачала головой.

— Она сказала, что его ковыряние в навозе никуда не годится! Что она ни за что не станет жить с фермером. И если он так жаждет заполучить ее в жены, то должен пересмотреть свои жизненные приоритеты и… — Мать Юрия судорожно всхлипнула, снова расплакавшись. — И ему тогда просто необходимо познакомиться с ее родителями и с друзьями отца.

— А кто они? — решилась вставить вопрос Александра.

— Родители? Я точно не знаю. Отец — бизнесмен, кажется. Мать — артистка или что-то вроде того. Эти циркачи и довели его до… Скажите, вы ведь здесь не потому, что с Юрой что-то случилось, нет? — Ее глаза, помутневшие от слез и горя, глянули на Александру так, что той впору было вместе с ней разреветься.

— Нет, я здесь не поэтому, — соврала она, правда, не очень уверенно.

— Ага, — кивнула та обрадованно и тут же всполошилась: — Да что же я вам даже чаю не предложила! Совсем от горя из ума выжила! Давайте чаю попьем, пирогов, правда, нет. Как Юрочка уехал, так я… все жду и жду его. От окна не отхожу. Будете чай, Александра Степановна?

— Давайте.

Чая ей не хотелось. Хотелось напоить им эту бедную женщину, которая наверняка ничего не ела и не пила и, наверное, за время свалившейся на нее беды исхудала почти вдвое. Платье в мелкую клетку со скромной брошкой у воротника вполне можно было обернуть вокруг нее пару раз.

Она оказалась права. Усевшись за стол в маленькой кухне, мать Быкова призналась:

— Я ведь без Юры почти ничего не ем. Крошки порой за день не бывает во рту. Все на дорогу смотрю в окно да к телефону прислушиваюсь. Есть-то и не хочется совсем. Вернется теперь — ругать станет, что так дошла…

Чай был очень вкусным. И варенье вишневое без косточек как раз такое, как Александра любила. Ее баба Шура варила именно такое — до прозрачной мармеладной вязкости, а сами вишенки при этом оставались целы. И Александра с детства таскала у нее это варенье и есть могла ложками, забившись в щель между старым комодом и скрипучим шкафом. Но теперь…

Теперь ничего не лезло в горло, и она старательно потчевала ее же угощеньем хозяйку дома, намазывая ей большие ломти белого хлеба сначала маслом, а потом уже вареньем.

— Ох и обкормили вы меня, Александра Степановна, — изумилась мать Быкова, обмахивая вспотевшее лицо носовым платком. — Уже давно так не ела.

— Скажите, а когда состоялось это знакомство, я имею в виду вашего сына с родителями невесты?

— Да зимой еще. Ездил туда с подарками. При-ехал задумчивый и довольный. Все руки потирал и говорил, что жить так больше неприемлемо, что нужно выбираться… Да, именно тогда он и заговорил про этот самый уровень. Потом еще несколько раз ездил. Отец Тамары знакомил его со своими деловыми партнерами. Юра снова был очень доволен.

— А в последний раз, когда он поехал… — осторожно начала Александра, боясь снова расстроить убитую горем мать напоминанием, — это была тоже деловая встреча?

— Там все должно было быть. — Она тяжело вздохнула, задумавшись. — И сватовство по-современному. Это когда без родителей жениха. Меня он не захотел взять. Сказал, что это пережиток. И добавил еще, что очень много деловых вопросов ему предстоит решить. Что, возможно, вернется уже не фермером, а бизнесменом. Как, мол, обстоятельства сложатся. Уехал — и как в воду канул!

— А вы не звонили родителям Тамары, ей самой?

— Нет, милая, не звонила. Телефона у меня их нет. Адрес, где они живут, имеется. Да не поедешь же туда. Я вам его сейчас дам… Может, съездите, узнаете, чего он так задержался. А я уж не поеду. Вдруг я уеду, а Юра вернется. А у меня даже пирогов нет. Придется хлопотать…

Мать Быкова снова спрятала лицо в носовом платке, принявшись громко плакать. А Александра, зажав в кулаке бумажку с адресом родителей невесты Быкова и наскоро простившись, поспешила уйти.

Калинкина в машине не оказалось. Он вышел следом за ней из ворот дома Быковых и со смущенной полуулыбкой принялся отряхивать легкие льняные штаны от пыли.

— Ты где был, Дим? — Александра изумленно заморгала. — Ты чего там делал?

— Подслушивал, — признался он честно и полез к ней с поцелуями, тут же пробормотав, что успел соскучиться.

— А зачем? Зачем подслушивал? — выбравшись из его горячих рук, Александра поправила сарафанчик и полезла в перегретую на солнце машину. — Ну, и духотища! Лучше бы проветрил, Димка! А он под окнами лазил, с чего, спрашивается?

— Ага, пока я буду тут машину проветривать, тебя того.

— Чего того?

— Тю-тю! Быков-то пропал. Откуда я знаю, что тут за люди! — Он сердито вцепился в ключ в замке зажигания. — Ушла — и как провалилась! А я откуда знать должен, что там вообще за этим забором?

— Беда там, Дима. — Она вздохнула, вспомнив глаза пожилой женщины. — Большая беда. Парень рвался в предприниматели. Хотел невесте угодить и ее родителям. Поехал…

— Да слышал я все, Сань. Не глухой! — Калинкин выехал на дорогу, опустил стекло, глотнув встречного ветра, который, хоть и горячей, обдал все же волной его разгоряченное потное лицо. — Теперь небось прикажешь к этим самым родителям ехать?

— Почему прикажу? Попрошу. Откажешь?

— Ага, откажешь тебе, как же! Снова придумаешь какой-нибудь завтрак на траве в музее восковых фигур. Едем. Мне уж и самому интересно, куда мог подеваться господин Быков Юрий Павлович.

— Ну откуда мне знать, куда он мог подеваться?!

Очень красивая, высокая грудастая девица, как раз из тех, от взгляда на которых у него раньше сводило все внутренности, смотрела на Калинкина, как на ископаемое. При этом она не переставала подпиливать себе ногти, громко прихлебывать какую-то мутно-серую бурду из высокого потного стакана и зажевывать ее карамельками из красивой глянцевой коробки. Принять его она соизволила прямо в шезлонге, в одном купальнике, в тени громадных лип позади их дома.

— Я же говорю, что мы поссорились в тот день. Он громко хлопнул дверью и ушел. Вернее, уехал. А куда — одному ему ведомо. А почему вы им интересуетесь, он что, натворил что-нибудь?

Ей было неинтересно, сразу понял Калинкин. Куда пропал, куда уехал ее жених, давно переведенный в разряд бывших. Она спрашивала просто так — эта роскошная длинноногая девка, — от безделья, которым маялась день за днем, месяц за месяцем. И от этого Калинкину было еще противнее.

— Да, я нигде не работаю, а зачем? — совершенно искренне изумилась она. — Сейчас меня содержат родители, потом будет содержать мой муж. А Быков… Пусть он катится ко всем чертям со своими крестьянскими корнями. Маму, видите ли, он оставить в деревне не может. А мне она в городе нужна, кто бы спросил?!

Дима начал прохаживаться вокруг шезлонга, в котором возлежала дивная Тамара с дивными формами и такими же дивными черными глазами. Прохаживался и вопросы ей задавал, один каверзнее другого. И девице поневоле приходилось задирать голову, разворачиваться, реагировать хоть как-то, когда он находился за ее спиной.