Галина Романова - В любви брода нет

— Алло! Кто на линии?

— Здрассте, — Света ненадолго растерялась, соображая, помнит ли он о ней или нет. Потом, собравшись с духом, спросила: — Это кто? Тот самый защитник, что готов за меня в огонь и в воду?

Повисла пауза, в течение которой его мобильник наверняка неистово накручивал центы. Потом раздалась какая-то возня, ворчание, и ее непрошеный кавалер догадливо хмыкнул:

— Ну что, дитя мое, приспичило? Стало быть, клюнул петушок-то?

— Клюнул. Еще как клюнул. — Она подавила судорожный вздох и попросила: — Ты не мог бы сейчас приехать?

— А где ты?

Света быстро назвала свой адрес и замерла в ожидании его решения.

— Ладно. Минут через двадцать приеду. Только в магазин заскочу, прихвачу чего-нибудь.

— Ничего не нужно, — поспешила сказать она и, впервые называя его по имени, проговорила: — У меня все необходимое есть, Степа. Приезжай…

Наутро Назаров проспал на работу. Такого конфуза за долголетнюю службу в доблестных органах правопорядка с ним еще ни разу не приключалось. Он даже с температурой и в соплях с девяти ноль-ноль утра бывал в своем кабинете. А сегодня…

Сегодня ему приснилась Верочка. Страшно так приснилась, нереально. Будто стоит она в глубокой яме, протягивает к нему руки и умоляет ее вытащить. А он суетливо мечется вокруг и все пытается найти какую-нибудь длинную палку, чтобы помочь ей выбраться. Палки, конечно же, не находилось. Силуэт Верочки становился все менее отчетливым, а голос слабым. Наступил даже такой момент, что Назаров вообще перестал ее видеть, слыша только ее глухие стоны и мольбы. И вот тогда он решился. Просто взял и прыгнул к ней в эту самую яму. Тут же нашел Верочку, дрожащую от страха и холода. Прижал к себе и начал говорить о том, что все теперь будет хорошо. И Верочка доверчиво прильнула к нему и перестала дрожать и всхлипывать. И они почти совсем поверили в то, что все и в самом деле теперь наладится и они вместе очень быстро смогут выбраться из этой глубокой страшной ямы, больше напоминающей могилу, когда на голову им полетели комья земли…

Сан Саныч страшно заорал и проснулся.

Часы на стене показывали восемь утра. Это было уже поздно для него. Даже если исключить десятиминутную утреннюю разминку и пятнадцатиминутный завтрак, он все равно опаздывал. Опаздывал к утреннему разводу, на котором присутствовал, как и все остальные работника их районного отдела.

Он быстро поднялся с дивана. Сунул комком одеяло и подушку в шкаф и помчался в ванную. Наскоро побрился, оставив глубокий порез на кадыке. Причесал влажные после душа волосы, почистил зубы и быстро влез в свою форму. С минуту тискал в руках дерматиновую форменную куртку, разглядывал лопнувший по шву рукав, потом в сердцах зашвырнул ее на антресоли и влез в свою парадную — кожаную.

Он выскочил из дома и почти бегом припустил к автобусной остановке. Ехать было две остановки, которые обычно он преодолевал пешком, но сегодня такой день…

— Привет, Сан Саныч. — поприветствовал его Виталик из дежурной части и осклабился догадливо. — Что, проспал? Не один, наверное, спал-то…

— Меня никто не спрашивал? — Назаров подразумевал лишь начальство и морщился в преддверии нежелательного объяснения.

— Все в порядке. Начальство еще к семи укатило в краевое управление. Никто твоего отсутствия не заметил. Кроме одной миловидной… — Виталик сделал многозначительную паузу и, не выдержав, весело фыркнул: — Старушка. Ждет тебя с восьми часов. То и дело ко мне подходит и спрашивает, появишься ли ты на работе.

Про старушку Назаров совсем забыл.

Севастьянова Зоя Ивановна доставала его второй месяц. Сначала ей нужна была непременная консультация по вопросу продажи квартиры. Как, где и с кем можно иметь дело, чтобы не стать околпаченной. Назарову было неудобно отослать ее куда подальше, и он невнятно советовал ей обратиться в какую-нибудь известную риелторскую контору. Зоя Ивановна у него не появлялась три недели. Потом пришла, швырнула ему на стол гору газетных вырезок и, припечатав всю эту макулатуру смачным плевком, произнесла в их адрес весьма нелестные отзывы. И обдирают они за оформление, и ждать заставляют месяцами, пока на ее квартиру не найдется желающий, а уж о процентных ставках с продажи и говорить нечего. Они, по словам Зои Ивановны, были просто грабительскими.

Назарову осталось лишь пожать плечами и отпустить ее с самыми искренними пожеланиями разрешить свою проблему в возможно короткие сроки.

Зоя Ивановна ушла, но через три дня вернулась и попросила его узнать что-нибудь об одной недавно открывшейся конторе, где господствовала высоченная стерва под именем Инга Витальевна. По словам приятельницы Севастьяновой, сказанным как бы вскользь, эта контора бралась разрешить проблемы с недвижимостью быстро и почти даром.

Так в жизнь Назарова вошли и плотно обосновались там две подруги: Анна Степановна и Зоя Ивановна. Если до сего момента в его душе царствовала лишь одна женщина — Верочка, то теперь он не мог не думать еще и об этих двух старухах. Правда, Анну Степановну ему предстояло полюбить лишь заочно и чуть позже.

Он поначалу не обращал на Зою Ивановну особого внимания. Ну, впала старушка в маразм, с кем не бывает. Ну, надоедает ему, и что с того, это своего рода издержки профессии. Но однажды она вдруг заявила ему:

— Мне кажется, Сашенька, — так она называла его, игнорируя отчество и звание, — что это какие-то аферисты.

— С чего вы так решили? — вяло поинтересовался Назаров, составляя в тот момент отчет.

Рутинная бумажная работа изводила его до желудочных колик, поэтому Севастьянова была в тот момент своего рода отвлекающим фактором. Хотя обычно он не особо провоцировал ее словоохотливость.

— Я не знаю! — возмутилась Зоя Ивановна, в прошлом активная помощница по связям с общественностью при горкоме партии. — Назовите это интуицией!

— А-аа, понятно, — неопределенно ответил Назаров, внося пометки в отчет. — Вашу интуицию, Зоя Ивановна, к делу не пришьешь, так ведь? Вы вон даже заявление не написали.

— Писала! — воскликнула Севастьянова, затеребив сухонькими пальчиками край пуховой куртки. — Кто его у меня взял?! Никто! Сказали, чтобы я шла и не мешала работать. Какой-то мордастый тип все хмыкал и хохмил. Про какой-то весенний вирус, действующий исключительно на стариков, все острил. Сашенька, но нельзя же так!

— Как? — Одна строка в отчете ему не нравилась, но исправить ее он не имел права, поэтому сидел и кусал кончик авторучки, вполуха слушая посетительницу и отвечая ей порой невпопад. — А как можно?

— Нельзя быть таким равнодушным, в конце концов. Вы же не такой, Сашенька! За мою многолетнюю практику я знала многих людей и научилась в них разбираться. Вы — хороший опер.