Галина Романова - Осколки ледяной души

Вспомнив о Нюсе, Кирилл заметно повеселел. Хоть одна радость на сегодня — прощальный ужин с семьей, которая и семьей ему стать не успела.

Он зашел к себе в квартиру. По привычке проверил автоответчик. Ни единого сообщения. Набрал Степана. Его мобильный и домашний номер были заняты. Все ясно. Болтает с Таней. Ничего, сейчас он поедет к родителям. Быстро, быстро решит там все, и тогда уж… Тогда уж наведается к другу. Может, к тому времени и Шурочка отыщется. И все как-то само собой утрясется. Как вот с его проблемой сегодня. И думать не думал, и гадать не гадал, что Нюся так его осчастливит. Как его родители посмотрят на это, интересно? После бурного объяснения утром эта новость явится для них громом среди ясного неба.

Каково же было его удивление, когда, приехав к родителям, он застал вполне идиллическую картинку. Накрытый к ужину стол в большой комнате. Мамина любимая скатерть с вышитыми розами по краю поля. Лучший фарфор и хрусталь, И даже утка с капустой в центре стола. В желудке у Кирилла все мгновенно заныло. Не от голода, нет. От страха.

Господи, неужели снова все срывается?! Все же было так просто и понятно этим утром — и тут вдруг эта картина полного довольства друг другом!

Довольства, может быть, и не было, но то, что присутствующие вполне сносно общались, было очевидно. Витало, конечно же, что-то такое в воздухе. Напряжение какое-то и еще, может быть, неопределенность, но никакого трагизма не было, это точно.

— Добрый вечер, — буркнул Кирилл и без приглашения сел к столу.

В сторону дивана, где между своих мамы и папы сидела Нюся, он даже не смотрел.

Она по примеру Кирилла вырядилась в свое лучшее платье. Красиво уложила волосы, подобрав их наверх. Подкрасилась, чего обычно не делала, видимо, пыталась скрыть следы слез.

Плевать! Ему плевать на все ее ухищрения! Он все решил!!!

— И что ты решил?! — вскинулся сразу отец, когда Кирилл, подняв первую рюмку, провозгласил об этом.

— Мы расстаемся!

Послышался сдержанный рокот со стороны враждебной троицы.

— Нюся мне сегодня позвонила и все рассказала, — сверля глазами несостоявшуюся тещу, проговорил Кирилл с брезгливой гримасой. — Как вы могли допустить такое?!

— А что?! Что случилось-то?! — Мать тихо ахнула и схватилась за сердце, комкая домашнее платье на груди.

— А вам никто и ничего не сказал? — Кирилл вопросительно изогнул брови, тряхнув длинными волосами, в хвост он не убрал их намеренно, знал, как ему шло, когда кудри по плечам.

— Позвонила Аня, — задумчиво пробормотал отец, коротко глянув в сторону стола, где расположилась будущая родня. — Сказала, что будет с родителями вечером. Мать вот хлопотала с ужином. А что случилось-то, никто не скажет?!

— Мы расстаемся, — коротко ответил Кирилл и швырнул на стол салфетку, якобы в сердцах, на самом-то деле.., все ликовало и пело в его душе. — Сегодня я узнал такое…

— Что?! — в один голос воскликнули отец и мать, они прожили долгую совместную жизнь и частенько говорили и ругались на него одновременно.

— Пускай она сама расскажет, — предложил Кирилл, вдруг застеснявшись родителей.

Рассказывать предстояло такое, что… Короче, не хотел он выговаривать подробностей гнусного прошлого Нюси. Теперь уже не его Нюси.

— Я… — проговорила она, тут же поперхнулась и закашлялась, мгновенно краснея бледным лицом. — Я попросила Кирилла расстаться.

— Ты?! — снова одновременно выпалили родители Кирилла. — Но как же так?!

Родители Нюси хранили угрюмое молчание. Мать комкала в руках носовой платок. Отец с яростью расправлялся с утиным крылышком. Нюся откашлялась, подняла повыше подбородок и дрожащим голосом повторила:

— Я попросила Кирилла расторгнуть помолвку. Мы не можем быть с ним вместе.

— Причина! О причине можно узнать?! — рявкнул отец и тут же полоснул по сыну гневным взглядом, означающим только одно: «Опять ты, мерзавец, что-то устроил».

Кирилл обиженно надул губы и отрицательно замотал головой.

— Причина? — Нюся вдруг схватила кувшин с морсом и накатила себе в высокий бокал доверху. Тут же ополовинила его и проговорила ровно и без запинок:

— Я не могу иметь детей, потому что в возрасте пятнадцати лет сделала аборт. Я убила эмбрион на шестом месяце беременности. Вот так…

Если бы она сейчас призналась публично, что отдалась однажды экипажу рыболовецкого судна, ужас на лице матери Кирилла был бы куда меньшим, чем сейчас.

Отец лишь потрясенно повторил:

— Кого, кого ты убила?! Эмбри… Эмбриона?! Твою же мать!!!

И он посмотрел на свою нареченную невестку дико и со страхом. Мать же, казалось, даже дышать перестала. Одной рукой она по-прежнему держалась за сердце, а второй зажимала себе рот. Чтобы не закричать, надо было полагать. Или не выругаться по примеру отца.

— Это первая и последняя причина, по которой… — начала было Нюся, но тут от дверей в большую комнату раздался насмешливый голос Степана.

— Одна ли, Нюсенька?

Нюся вздрогнула и резко повернулась на стуле в сторону двери, она сидела к ней спиной.

— Степа?! Здравствуйте!

— И вам того же. — Степан прошел в комнату, на ходу здороваясь с мужчинами и целуя мать Кирилла в щеку. — Игорь, входи, чего ты!

Из темноты длинного коридора материализовалась высокая фигура Воротникова.

— Всем добрый вечер, — коротко поздоровался он, быстро обежав присутствующих взглядом и особо задерживаясь на Нюсе. — И вам, барышня, тоже… Хотя, думаю, он для вас таковым не является.

Нюся булькнула морсом, уткнувшись в стакан, снова смертельно бледнея.

— Кто это? — Кирилл вытаращился на Воротникова с изумлением. — Это тот самый — в черных одеждах?!

— Он, он, — опередил Степана с ответом Воротников. — В черных одеждах. Не забудь напомнить о белых носках. Ну, фишка у меня такая, что поделаешь! Ну что, Степа, начнем?

Степа уже успел пристроиться на свободный стул рядом с Кириллом и таскал теперь с общей тарелки кусочки печеночного паштета.

— А чего начинать? — пробурчал он с набитым ртом, недовольный тем, что его отвлекают от такого приятного занятия. — Кирюха, первый вопрос к тебе: узнал что-нибудь от соседей?

— Ни черта не узнал! — воскликнул тот и принялся жаловаться.

Охватил буквально все, ничего не упустив. И про то рассказал, как пришлось разгружать бордюрный камень соседям, тем, что построились в прошлом году слева от него. И как устал, и как палец зашиб, и джинсы испортил, выпачкав их каменной пылью. Потом про Марию Ивановну и про свое ей обещание поведал. А уж на беседе с участковым его едва слеза не пробила.

— И никто ничего не видел! — закончил он несчастным голосом. — Все впустую!

Степана это ничуть не смутило, и, продолжая наслаждаться паштетом, он снова спросил: