Наталия Антонова - Осень цвета кофе [litres]

Морис расхохотался во весь голос. А Шура, обернувшись, погрозил ему кулаком.

– Ладно, золотце, гномами потерянное, пиши адрес.

Шура, конечно, был не в восторге от того, что подруга детства, упоминая гномов, намекает на его маленький рост, но решил, что сейчас не тот случай, чтобы обижаться.

– А разве нельзя проверить эту девушку на предмет оставленных в квартире пальчиков?

– Её пальчиков там нет, – сдался Наполеонов.

– Тогда что ты мне морочишь голову?

– Она могла их стереть.

– Глупости!

– Не перебивай! На свидетелей могла налететь другая, похожая на девушку Рашида девица.

– Это возможно, – кивнула Мирослава.

И Шура сразу воодушевился:

– Понимаешь, в доме напротив живёт одна женщина с собакой Матильдой. Она вроде бы знает эту Ольгу. И потом, она вполне могла видеть и ту, другую девушку.

– Шура, а что, если другой девушки не было?

– Как это не было?! А кто же убил гражданина Костюкова?

– Он мог покончить с собой.

– С чего бы это?! Он по жизни как сыр в масле катался!

– Совесть замучила.

– Издеваешься?!

– Не совсем. Может, его бросила любовница?

– Навряд ли. В любом случае хорошо было бы узнать, видел ли кто-то Костюкова вдвоём с какой-нибудь девушкой, женщиной. Ведь он не обязательно так уж сильно шифровался. Ты понимаешь меня?

– Вполне.

– Так ты поговоришь с этой Матильдой?! Тьфу! С её хозяйкой!

– Как хоть её зовут?

– Я вот тут тебе написал. – И Шура сунул в руку Мирославе бумажку.

Она развернула её и прочитала:

– Евдокия Филаретовна Игнатьева.

– Там и адрес!

– Я вижу.

– А ты знаешь, – склонившись к самому уху Мирославы, зашептал Шура, – какие она пирожки печёт?! Пальчики оближешь!

– А ты откуда знаешь?

– Аветик с ней уже разговаривал, и она его не только накормила, но и одарила подарками! Так что и нам всем досталось.

– Ты мне лучше скажи, кроме пирожков, Аветик принёс что-то?

– Информацию, что ли?

– Естественно!

– Ничего, за что можно было бы зацепиться, – вздохнул Наполеонов.

– Жаль.

– Так что на тебя вся надежда.

– Не факт, что хозяйка Матильды знает ещё что-то, кроме того, что рассказала Аветику.

– Не факт, – согласился Наполеонов, – но поговорить-то можно.

Мирослава кивнула.

– Сейчас ужин будет на столе, – возвестил Морис.

– Давно уже пора, а то я весь слюной истёк, – пожаловался Наполеонов и показал язык коту.

– Шура! – укоризненно проговорила Мирослава.

– А он первый начал дразниться, – принялся оправдываться Наполеонов.

– Он не дразнился, а умывался.

– Почему-то он всегда начинает умываться, когда видит меня, – насупился Наполеонов. – С меня что, пыль на него перелетает?

Морис и Мирослава не выдержали и прыснули со смеху.

– Шура, – отсмеявшись, проговорила Мирослава, – тебе бы уже надо было знать, что коты и кошки – самые чистоплотные на свете животные и поэтому часто умываются.

– И всё равно! Он высовывал язык и показывал его мне! – упрямо гнул свою линию Наполеонов.

– Ты просто как маленький! – махнула на него рукой подруга детства.

– Вот только попрошу не тыкать меня носом в мой рост! Не зря русский народ говорит: «Мал золотник, да дорог».

– Никто тебя никуда не тыкает, иди мой руки – и за стол.

– А вы?

– И мы.

– А я уж подумал, что вы, как ваш кот, языком руки помоете, – ехидно проговорил Наполеонов и чуть ли не вприпрыжку выбежал из кухни.

Ужин прошёл, как говорится в таких случаях, в тёплой, дружеской обстановке.

После ужина Наполеонов расслабился, переместился на диван и развалился рядом с недовольно подвинувшимся котом. Шура, почти так же как Дон, щурил от удовольствия глаза и только что не мурлыкал.

Зато вызвался спеть песню. И спел после того, как Мирослава принесла ему гитару:

На следующее утро Мирослава из дома уехала рано, почти что следом за Наполеоновым.

Она надеялась, что Игнатьева не выгуливает собаку слишком рано, как это делают торопящиеся успеть на работу люди. Пенсионерке вовсе не обязательно вставать рано, если она, конечно, не является любительницей общения с другими собачниками.

Хотя это навряд ли, – подумала Мирослава.

Обычно владельцы догов, алабаев, кавказских овчарок и прочих крупных пород не жалуют мелких шавок, типа болонок и другой мелкоты. Они люди солидные, и собаки у них солидные, не предназначенные для скрашивания досуга старушек и забав малышни.

Мирослава не исключала того, что её точка зрения может быть предвзятой, и она ошибается, давая такую характеристику большей части собачников. Но всё-таки считала, что погрешность если и существует, то она минимальна.

Так или иначе, но когда она, оставив машину за пределами двора, вывернулась из-за угла и пошла по дорожке, то сразу же увидела несущуюся навстречу ей болонку с красным мячом в зубах.

– Матильда! Куда ты? Остановись! – донёсся до неё женский крик.

Собака приостановила свой бег и замерла на месте, точно раздумывая, прислушаться ей или нет к призывам хозяйки. Потом положила мячик на дорожку, посмотрела на Мирославу и сказала:

– Гав!

– И тебе доброе утро, – улыбнулась Мирослава.

Собака посмотрела на неё озадаченно, встряхнулась и собралась уже брать в зубы мячик, как Волгина сказала:

– Я бы не торопилась на твоём месте.

Матильда, а это точно была она, казалось, была удивлена её замечанием и с минуту заинтересованно рассматривала Мирославу своими блестящими коричневыми глазами. Этого времени хватило как раз на то, чтобы рядом оказалась запыхавшаяся от быстрой ходьбы хозяйка собаки.

– Ух, непослушная девчонка! – погрозила она болонке, а потом обратилась к Мирославе: – Спасибо, что задержали её.

– Да не за что, – пожала плечами Волгина и, улыбнувшись, проговорила: – Я ведь к вам, Евдокия Филаретовна!

– Ко мне? – удивилась Игнатьева.

– Я детектив Мирослава Волгина, вот моё удостоверение, посмотрите, пожалуйста.

– Да чего мне его смотреть, – отмахнулась женщина, – тем более что я и очки-то в прихожей на тумбочке оставила. Вы лучше скажите, зачем я вам понадобилась?