Наталия Антонова - Осень цвета кофе [litres]

– Я бы на твоём месте обыскала ещё и дачу её матери на предмет выращивания ядовитых растений и какой-нибудь импровизированной лаборатории, например на чердаке или в сарае.

– Она могла уже давно избавиться от всех улик.

– Могла. Но относительно растений, даже если их выдернули, остатки корней могли остаться в почве и, скорее всего, остались.

– Меня волнует ещё один вопрос, – сказал Шура.

– Какой?

– Откуда Анна узнала, что муж ей изменяет?

– Это могла быть роковая случайность. Или она подслушала разговор мужа с любовницей.

– Я не верю, что Костюков мог проявить подобную неосторожность.

– Шура, случается по-всякому. Вот задержишь Костюкову, и она ответит на все твои вопросы.

– Если ответит, – усомнился Наполеонов.

– Ответит, – уверенно проговорила Мирослава.

– Почему ты так уверена?

– Потому что ей придётся сотрудничать, чтобы получить минимальный срок. Не забывай, что у Анны есть приёмный сын и уже немолодые родители. Все они нуждаются в заботе. И Анне Леонидовне будет необходимо думать о будущем.

– Твоими бы устами да мёд пить, – пробурчал следователь и оповестил: – Всё! Я на боковую.

– Спокойной ночи! – проговорили одновременно оба детектива.

– Как вы, однако, спелись, – усмехнулся следователь и напустился на кота: – А ты чего молчишь?

Дон посмотрел на Шуру своими огромными янтарными глазами, зевнул, обнажив сахарно-белые клыки и розовый язык, и демонстративно перевернулся на другой бок.

– Ах так! – возмутился Наполеонов и, не найдя подходящих слов, направился к двери.

Когда Шура скрылся из виду, Мирослава подошла к коту, погладила его и ласково попросила:

– Избушка, избушка, повернись ко мне передом.

Кот тотчас повернулся к ней и стал, мурлыча, тереться мордочкой о её руки.

В дальнейшем раскрытие дела пошло именно так, как и предсказывала Мирослава. Мало того что путь машины Анны оперативники отследили по камерам. Она действительно двигалась в сторону квартиры Поповой всего за ночь перед своим отъездом в санаторий. Плюс ко всему женщина абсолютно упустила из виду свой навигатор, который выдал её с головой. На даче у родителей Анны росли все те растения, которые Костюкова использовала для приготовления яда. Никто и не думал их уничтожать.

Правда, место, где изготавливалось снадобье, обнаружено не было, вероятно, об этом Анна всё-таки позаботилась. Зато в ящике для садового инвентаря были обнаружены перчатки с несколькими каплями яда на них. ДНК показало, что перчатки надевала именно Анна Костюкова.

– Почему вы их не выбросили? – не удержался от вопроса следователь.

– Не знаю, – пожала плечами женщина.

В этот момент она напомнила следователю одурманенную героиню из фильма «Марья-искусница», когда она говорила: «Что воля, что не воля, всё равно».

Создавалось такое впечатление, что и Анне Костюковой после того, как она совершила убийство мужа и морально согнулась под его тяжестью, стало всё равно.

– Как вы узнали, что муж вам изменяет? – задал следователь не дававший ему покоя вопрос.

Сам он втайне подозревал, что это Новогорский шепнул Анне Леонидовне о неверности её мужа.

Но и здесь оказалась права Мирослава.

Не глядя на следователя, Анна Леонидовна сообщила:

– Однажды я заметила, как муж входит в кафе под ручку с молодой женщиной. Приглядевшись, я узнала её. Это была Марина Чибисова, подруга сестры Вадима. Сначала я попыталась успокоить себя, что это у них случайная встреча. Но ноги сами понесли меня за ними в кафе, и там, наблюдая за ними, я поняла, что у них роман. С этого дня я лишилась покоя, муж часто задерживался на работе, ездил в командировки, и я не могла знать точно, когда он говорит мне правду, а когда лжёт. Тогда я решила проследить за ним и вскоре узнала о его съёмной квартире. Несколькими днями позже я подсыпала мужу снотворное, вытащила из его кармана ключи и сделала слепок, потом заказала дубликаты ключей. Их я подложила мужу, а настоящие ключи оставила себе.

– Вы сразу решили убить его?

– Нет, не сразу, лишь когда поняла, что он собирается развестись со мной. Тогда-то я и решилась наведаться в эту квартиру, а до этого у меня не хватало духу. Я поехала туда ночью, прихватив заранее приготовленный яд, хотя ещё понятия не имела, как дать его мужу. Я открыла дверь и поняла, что мне повезло, так как увидела там точно такую же чашку, из которой всегда пил мой муж. До этого я была уверена, что Вадим разбил эту чашку. – Анна Леонидовна замолчала и закрыла лицо руками.

– Каким образом вы поместили яд в чашку?

– Очень простым – нанесла его на дно чашки в несколько слоёв кисточкой для бритья, которую нашла в ванной в той квартире.

– А куда вы дели кисточку потом?

– Сначала я хотела положить её на место, но передумала и, когда уходила, выбросила в мусорный бачок возле дома.

– Вы не боялись, что из этой чашки мог напиться другой человек?

– Марина Чибисова? – горько усмехнулась женщина.

– Хотя бы и она.

– Тогда бы не повезло ей. Но я была уверена, что из неё пьёт только Вадим.

– Находясь в санатории, вы ждали известий о его смерти?

– Да, ждала, – бесстрастно призналась она. – Я же не знала, когда именно они встретятся.

Наполеонов тяжело вздохнул и пододвинул ей бумагу и ручку:

– Пишите чистосердечное.

И она покорно стала писать.

Спустя несколько дней, сидя перед камином в гостиной подруги детства, Шура сказал:

– Мне парня жаль.

– Какого парня? – не сразу поняла Мирослава.

– Сына сестры Анны. Ведь Костюковы его не усыновили, поэтому он не может быть наследником Вадима Аркадьевича.

– Да, – согласилась Мирослава, – всё достанется его сестре Кларе Аркадьевне Самбурской.

– Ты знаешь, я всё-таки надеюсь, что из чувства сострадания Самбурские не оставят мальчонку совсем уж ни с чем.

– Шур! У него есть бабушка с дедушкой, крыша над головой, да и деньги Анны вы ведь не конфисковали, так что он не останется совсем уж без ничего.

– Ты права, – кивнул он. – Но вот тут, – Шура приложил руку к груди, – болит. Никак не привыкну я ко всей этой кутерьме.

И тут неожиданно кот, лежавший до этого почти у самого огня, подошёл к Наполеонову, запрыгнул ему на колени и стал мурлыкать.

Шура от неожиданности чуть не свалился на пол, Мирослава же едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

В это время распахнулись двери и Миндаугас вкатил в гостиную столик, сервированный к чаю.

– Прошу к столу, – торжественно произнёс он.

И тут, заметив вытянутое от удивления лицо Шуры, искрящиеся от смеха глаза Мирославы и топчущегося на коленях Наполеонова Дона, невольно улыбнулся и сам.