Наталья Никольская - Гостья из прошлого

Мы подождали, пока не начало темнеть, и к рассаднику потянулась цепочка потрепанных молодых людей. Они приходили по двое, по трое и по одному.

– По-моему, это он, – тихо сказала я Жоре, показывая пальцем на долговязого, совсем сопливого пацана в белой футболке и шортах. У него были черные, кудрявые волосы. Пацан вошел в подъезд, где располагался рассадник.

Мы посидели еще минут десять и вышли из машины. Жора на всякий случай протянул мне пистолет.

Мы вошли в подъезд. Дверь в наркоманскую квартиру держалась лишь на честном слове. Поэтому Жора не стал демонстрировать вежливость и воспитанность и стучать в дверь, а просто вышиб ее легким ударом плеча.

Мы ворвались в квартиру.

– Всем стоять! – проорал Жора, выставляя ствол. – Лицом к стене! Руки на голову!

Вся шушера, находившаяся в это время в квартире, несмотря на состояние кайфа, в котором она пребывала, повскакивала с мест и подчинилась приказу. Правда, один парень так и остался сидеть на стуле с бессмысленной и счастливой улыбкой. Очевидно, ему казалось, что он видит чудный сон, в который по нелепой случайности затесались менты поганые.

Жора и его товарищи быстро надели на всех наручники и стали выводить из квартиры.

Я подошла к пребывавшему в нирване наркоману. Он с улыбкой протянул было ко мне руки, но я сильным щелчком по лбу отправила его в забытье. Потом огляделась.

Да уж, квартирка имела явно нереспектабельный вид. В ней даже полов толком не было: они были разобраны и разворочены. По всему жилью распространился отвратительный едкий запах. Я прошла в кухню и увидела там миску с каким-то жутким варевом. Повсюду валялись одноразовые шприцы, которые у наркоманов были многоразового использования.

Я скрутила уснувшему наркоману руки и потащила к выходу. Остальных уже запихали в машину.

«Господи, и ведь все совсем юные! – подумала я. – Почти дети»!

Когда мы приехали в отделение, я сразу же сказала Жоре:

– Нужно немедленно допросить Максима!

– Полина, я как-нибудь сам разберусь, что мне делать, – с досадой ответил Овсянников. Меня это немного обидело, но я решила, что отомщу Жоре позже за эти слова. Скажем, когда он надумает поехать ко мне, чтобы переночевать.

В Жорином кабинете я села на стул у окна, Жора восседал за своим столом, а напротив посадили Максима. Он испуганно смотрел на нас большими черными глазами, в которых была какая-то недетская усталость. И не было юношеского огня. Глаза были какими-то потухшими.

– Ну, уважаемый, как же ваша фамилия? – спросил Жора.

Парень молчал.

– Ты что, хочешь, чтобы с тобой по-другому поговорили, что ли? Говори фамилию!

– Веткин… Максим Николаевич, – тихо произнес пацан.

– Наркотиками давно балуешься?

– Каким наркотиками? – сделал Максим удивленное лицо. – О чем это вы?

– А ты не знаешь, о чем?

– Нет. Первый раз слышу.

– Ладно, хватит! – рявкнул Жора. – Побазарь еще тут у меня! Упеку на пятнадцать лет – будешь на зоне сказки рассказывать!

– За что?

– За то самое! Анжелу знал?

– Какую? Коринскую?

– Коринскую, Коринскую.

– Знал, конечно.

– Ты ее убил?

– Да вы что? – уставился на нас Максим. Теперь страх в его глазах стал совсем подлинным и огромным.

– А кто же? Тебя же видели вчера там!

– Кто?

– Кто, кто! Свидетели, вот кто! Так что ты давай, думай, как признание писать будешь.

– Но… меня не могли там видеть, они все врут, ваши свидетели!

– А ты подумай, кому больше поверят: тебе, наркоману сраному, или добропорядочным гражданам?

Никаких свидетелей, конечно, не было. Просто Жора брал сопляка на пушку.

Максим облизнул пересохшие губы.

– Но я… правда, не убивал. Честное слово! Я даже не был у нее. Вернее… Я пришел вечером, когда ее уже… Мне соседка сказала, что Анжелу убили. Спросите у нее!

– К сожалению, уважаемый, это еще ничего не доказывает. Ты мог убить ее днем, а вечером просто вернуться туда с понтом, мол, ничего не знаю, ничего не ведаю.

– Да нет же, вот я вам клянусь как перед богом, что это не я! Зачем мне убивать Анжелу?

Жора оставил последний вопрос мальчишки без внимания и спросил в свою очередь:

– А чего это ты на бога ссылаешься? Верующий, что ль?

Пацан кивнул.

– Вот видишь! А у нее библию нашли. И распятие. Может, это ты ей и подложил? Убил – и подложил.

– Но зачем?

– Как зачем? Ты же наркоман. А наркоманы – они все с прибабахом. Вот и распятие появилось.

– Да нет же, нет! – простонал Максим. – Ну как мне вам доказать?

– Да что ты собрался доказывать? Тебе как раз этого не надо. Это мне нужно доказать, что ты убил Анжелу. Вот ты у меня посидишь без своего зелья пару дней, а потом во всем признаешься!

Последнее замечание повергло мальчишку в отчаяние.

– Я не выдержу! – прошептал он.

– Значит, сдохнешь, – безжалостно сказал Жора. – Ты все равно скоро сдохнешь. Не сейчас, так через пяток лет. Какая разница?

Я не ожидала от Жоры такой жестокости. Мне даже жалко стало Максима.

Жора вызвал охранника, и Максима увели в камеру.

– Ну вот, пусть посидит, – вытирая лоб, произнес Жора. – Одумается.

– Жор, а вдруг это не он? – неуверенно спросила я.

– Ты же мне сама твердила!

– Ну, я твердила, чтобы его проверить просто, убедиться. А зачем нам левое признание?

– Ладно, завтра видно будет, не переживай! Поехали домой. Да не волнуйся ты так, ничего с ним не случится до завтра. Будет на своем стоять – отпустим. Вызовем родителей, объясним ситуацию, настоим, чтобы отправили его на лечение. Все.

Мы поехали ко мне. Я была настолько подавлена всем увиденным за вечер, что безропотно позволила Жоре идти со мной. Но была очень вялой, так что даже Жора, несколько удивленный, быстро оставил меня в покое, и я уснула.

На следующий день Максим не признался. Вид он имел весьма печальный: глаза ввалились, лицо было бледным и исхудавшим. Жора помучил его еще немного, потом выматерил и дал пинка под зад, припугнув напоследок пожизненной каторгой.

– Ну, и что теперь делать? – грустно спросила я бывшего мужа.

– Как что? Начинать все сначала, – ответил Овсянников.

Я поехала на работу, а когда вернулась, то услышала, как надрывается мой телефон. Я схватила трубку и услышала Ольгин голос. Сестра что-то отчаянно кричала, прерывая свои крики бессильными постанываниями. Из всего этого набора звуков я смогла, наконец, уловить, что этот маленький кровопивец ее достал окончательно.

Когда я приехала к себе, Колька был дома. Квартиру он мою, слава богу, спалить не успел. Но прокурил, как мне показалось, насквозь. И запах этот, кажется, впитался навечно в стены, в потолок, в одежду и постельное белье. Сам оторвяга сидел в кресле с ногами и докуривал последний вонючий окурок.