Наталья Никольская - Гузи-гузи

Нос немного крупноват, но вполне приемлемой формы, нос, свидетельствующий о волевой натуре… Красиво очерченные губы, не большие, но и не узкие, как ниточка. Гладкие, упругие щеки, округлый подбородок с небольшой ямочкой, придающей лицу задорно-лукавое выражение.

«Сойдет», – подумала Валандра, улыбнувшись напоследок своему отражению в зеркале.

Накормив сына завтраком и отправив его в школу, Вершинина налила себе чаю и взяла бутерброд с сыром на поджаренном ломтике белого хлеба. В прихожей звонил звонок, она посмотрела на часы и убедившись, что Болдырев приехал немного раньше, пошла открывать.

– Здравствуйте, – широко улыбаясь произнес Сергей, – я жду.

– Привет, Сережа, проходи, чайку попьешь за компанию, время у нас еще есть.

Вершинина не любила заставлять себя ждать, но и на голодный желудок выходить из дома не любила.

– Лучше я вас внизу подожду, я уже основательно закусил, – Сергей похлопал себя ладонью по наметившемуся животику.

– Как хочешь, – пожала плечами Валентина Андреевна, – я быстро.

Запихнув в себя еще пару бутербродов, Валандра допила чай и поставила чашку в раковину.

«Максим вымоет», – подумала она.

Накрасив перед зеркалом в прихожей губы, застегнув сапоги и надев плащ, она бодрой походкой вышла из дома.

– Сегодня заметно теплее, – радостно сказала она Болдыреву, захлопывая за собой дверку служебной «Волги».

– Мне кажется, очень сыро, – пробурчал Болдырев.

– Ну, это тебе не «болдыревская осень», – подковырнула она его.

Без десяти девять Вершинина вошла в свой кабинет, где ее уже поджидал Мамедов.

– Ты уже здесь, Визирь? – весело сказала Вершинина, – что-то ты сегодня пасмурный сверх нормы?

Она сняла плащ и заняла свое место за столом.

– Подсаживайся поближе, Алискер, сегодня у нас много работы.

Он вопросительно посмотрел на Вершинину.

– Что-нибудь изменилось после того, как мы вчера расстались?

– Ты очень проницателен, Визирь, не зря тебя так окрестили.

Мамедов заметно оживился, сел напротив Вершининой и приготовился внимательно слушать.

– По всей видимости, нам придется задействовать все имеющиеся у нас силы, – начала Вершинина. – Необходимо выяснить, кто был на даче Буторина с полуночи на пятницу до того момента, как там появился Андронов с нарядом. Я думаю, для этого, во-первых, нужно проверить сына Буторина. Дальше, поставить на прослушивание квартиру, где встречаются Буторин-старший с дочерью Воронина. Если хватит людей, поставь кого-нибудь понаблюдать за Морозовым, знаешь такого?

– Директор «Турбины»? – спросил Алискер.

– Он самый, – Вершинина посмотрела на картину, словно изображенный на ней француз был похож на Морозова. Что ж, это было тем более вероятно, что кубистский «Ларошфуко» действительно мог напоминать кого угодно.

– Ладно, не буду тебя больше томить, – продолжила Вершинина после минутной паузы, – во-первых, у Воронина кассеты нет, а во-вторых, Морозов второй после Буторина претендент на пост Петра Евгеньевича.

– Значит, вчерашний таинственный незнакомец на черном «хюндае» – Воронин?

– Ага.

– Могу я спросить, чего он от вас хотел?

– Чтобы мы разыскали для него «гузи-гузи».

– Вы ему отказали?

– А что мне оставалось делать? Разделить кассету пополам? Если мы, конечно, ее найдем.

Алискер поднялся и пошел к выходу.

– Пойду, раздам ребятам задания.

– Как там у Толкушкина со здоровьем? – спросила Вершинина, когда Алискер уже открывал дверь кабинета.

– Будет жить, – усмехнулся Мамедов.

Есть пианисты-виртуозы, есть виртуозы-скрипачи, – Валентин Валентинович Ганке был виртуозом-медвежатником.

Он работал в «Кайзере» больше двух лет. Далеко не безоблачный жизненный опыт Ганке сослужил ему, тем не менее, не плохую службу.

Начав трудовой путь с токарного станка, он выдвинулся в передовики производства. Но потом, как-то неожиданно оставив это самое производство, свернул на извилистую тропку личной авантюры.

Может, воровская романтика толкнула его на это, может, денежные затруднения – к тому времени у него уже были жена и ребенок. А может, его сверхчувствительные пальцы взбунтовались против каждодневной заводской рутины.

В мире царит случайность, и однажды рискованное предприятие Ганке, приносившее неплохой доход и дававшее простор его воображению, печально для него закончилось. Валентиныча на пять лет «сослали на Соловки», четыре из которых он благополучно отбарабанил. Год ему скостили за примерное поведение.

Выйдя на свободу, Ганке твердо решил «завязать». Применить же свои знания и умения в законном бизнесе случай не подворачивался.

Судьба улыбнулась Валентину Валентиновичу, когда он познакомился с Вершининой.

Как-то он врезал замок Вере Гавриловне – матери Вершининой, которая, оставшись довольной работой Ганке, порекомендовала этого мастера дочери, когда и той нужно было поменять замок на входной двери.

По достоинству оценив его таланты и навыки, Вершинина пригласила его работать в «Кайзер», где он и трудился в настоящее время к их взаимному удовольствию.

– Валентина Андреевна, – Антонов сидел в своей бежевой «шестерке», наблюдая за домом, в котором проживала семья Воронина и говорил по телефону с Вершининой, – я на месте, объект еще на появлялся.

– Хорошо, Шурик, будь осторожен, с этими людьми, если что, неприятностей не оберешься.

– Все нормалек, я здесь пристроился за трансформаторной будкой, технику безопасности соблюдаем.

– Держи меня в курсе, Шурик. Отбой.

Только она положила трубку, как запиликал внутренний телефон.

– Слушаю, Михал Анатолич.

– Зайди, Валентина.

Услышав недовольный голос шефа, Вершинина сразу поняла, откуда ветер дует. Она поправила прическу и поднялась на второй этаж.

– Что будем делать, Валентина? – спросил ее насупленный Мещеряков, едва она переступила порог его кабинета.

– Что ты имеешь в виду? – она села в кресло, стоящее справа от стола.

– Ты это делаешь специально, да?

– Миша, ты говоришь загадками. Попробуй выражаться яснее.

– Ты из меня дурака не делай! – заорал он, – мне только что звонил Воронин.

– Я это предполагала, – Вершинина закинула ногу на ногу.

– Предполагала?! – брызгал слюной Мещеряков, – почему я ничего не знаю?

– Извини, Миша, не успела еще доложить.

– Да ты знаешь, что мы можем все по миру пойти, благодаря твоему упрямству?

– Что же, по-твоему, я должна была ему ответить? – Вершинина в упор посмотрела на Мещерякова.

– Во всяком случае не отказывать ему так… сразу… – Михаил Анатольевич поубавил свой пыл.

– Как ты себе это представляешь?