Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 12

Возникла пауза.

— Последний раз, когда я их видела, — произнесла жрица, — Гарри был белокурым мальчуганом, а Лаура — редактором газеты.

— Бывает же, — протянула задумчиво Белла.

— Странно, что мужчин кто-то придумал, — кисло улыбнулся Марк; обдумывая еще первый рассказ сестры Мэй.

— Не кто-то, а Боб. И эта его придумка — не самая удачная, уж поверь мне. Матушка Сью хотела все вернуть, а он ее за это посадил в тюрьму осознаний, и она теперь там вяжет носки с рисунками-овечками.

— Почему не самая удачная? — спросила Белла и посмотрела на Марка, который здесь один отдувался за все мужское население.

— Чего ж хорошего, — сестра Мэй насмешливо посмотрела в сторону юноши, который начинал краснеть. — Изначально во Вселенной существовало только женское начало, направленное на развитие осознаний и рост их энтропии. Одновременно женское начало стремилось и к тому, чтобы сохранялась форма, в которой существовали осознания в различных мирах. В нашем — это форма органической жизни. Но Боб решил, что может ускорить развитие осознаний, если они будут испытывать постоянные проблемы. И он создал мужской пол — внутреннюю катастрофу для каждого вида. Мужское начало — разрушительно, направлено на разрушение органической формы, ради каких-либо абстракций или идей или просто так, по дурости. Оно сотрясает вид, тренирует его приспособляемость к условиям неопределенности и ввергает осознания в водоворот проблем и страданий, требующих усиленного осознавания. Но, как и любая крайность, победившее мужское начало разрушает органический мир и лишает осознания их прибежищ.

— Мужчины — зло? — подытожил Марк.

— Да, — не задумываясь, ответила сестра Мэй. — Но меня больше злит то, как это отразилось на женщинах. Они тоже изменились. Чтобы уравновесить разрушительное для органики мужское начало, женское превратилось в бабское.

— Бабское? — переспросила Белла..

— Да. Это то, что выражает интересы только органики. Для бабского главное — комфортный рост биомассы. У них это называется культурой счастья. Чтобы все были счастливы, сыты, живы и детки росли у всех.

— Разве это плохо? — спросила Белла.

— Для куска органики, может быть, и хорошо, но не для — осознаний. Они в таких условиях не развиваются или развиваются плохо. Поэтому такой мир уничтожается автоматически, согласно великой Небесной Оферте. Слава Гере.

— Как уничтожается? — спросил Марк.

— Обычно это какая-нибудь не слишком большая катастрофа, но достаточная, чтобы уничтожить слишком уж счастливый вид. А начинается все, как правило, с акселерации, с этой «черной метки» органического мира.

Возникла пауза, во время которой было слышно потрескивание костра.

— Вот так, — продолжила сестра Мэй, — с разделением на мужское и бабе кое родилось разделение на добро и зло.

— Как в легенде про дерево познания Добра и Зла? — спросил Марк.

— Да, и Боб был в восторге.

— Почему?

— Даже с его дальновидностью, чтоб она ему боком вышла, он не мог предположить всех последствий. Этот ваш мужской род создавался просто как источник постоянных проблем для более интенсивного развития осознаний. Но мужское в качестве противовеса породило бабское начало, а это разделение породило понятия добра и зла. И эти понятия оказались еще более разрушительными, чем сам мужской пол. Боб был счастлив. Это все равно что купить козу, которая оказалась беременной.

— Почему? — опять спросил Марк, имея в виду, конечно, не беременность козы, а разрушительность упомянутых понятий.

— Мужское стало злом, а бабское — добром. Но и то и другое одинаково разрушительны. Благом является только, женское начало, в чистом виде. Мир победивших бабских ценностей мы называем «бабскость плюс», это мир неверных оценок блага. Чем больше люди руководствуются этическими нормами добра и зла, тем сильнее раскачивают лодку, в которой находятся. Потому что они всегда ошибаются, всегда выбирают не тех врагов и не тех союзников. Это как если бы вместо того, чтобы варить мясо положенное время, мы его только или переваривали бы, или недоваривали. Разделение на добро и зло искусственно. Потому что во всех процессах должно существовать и то, и то.

— Или ни того ни другого, — предположил Марк.

— Клянусь Святой Козой, так даже вернее. Поэтому попытка оценивать реальные явления с помощью этических критериев добра и зла обязательно приведет к слепоте на один глаз. В любом явлении можно увидеть и то, и это, и люди видят только то, что хотят. Мораль позволяет ненавидеть и презирать любого, кто хоть как-то вовлечен в реальные процессы. Поэтому нет больших разжигателей ненависти, чем те, кто руководствуется лишь этическими принципами. И Бобу это тоже понравилось.

— Можно ли сказать тогда, что этика — набор принципов, защищающих органику? — спросил Марк, все более находящий интерес в этих рассуждениях.

— Не совсем, мой мальчик. Этика — то, что остается, если забываются смысл и назначение миров.

— А мужское начало разрушительно для органики, — продолжил Марк какую-то свою мысль, пропустив мимо ушей обращение, которое в другое время его бы обидело.

— Да. Женское изначальное — использование органики в качестве формы, необходимой для развития осознаний. Это как если бы ты, мальчик мой, использовал форму для изготовления статуи, в которую заливал бронзу и которую бы потом разбивал. Если кто-то будет считать, что форма не нужна, он будет неправ, потому что без нее нельзя отлить статую. А если кто-то скажет, что главное — сохранение формы, то это лишит ее смысла, потому что для выполнения своего предназначения ее сначала нужно обжечь расплавленным металлом, заставив страдать, а затем разбить. Такое разделение, такой дуализм возникает, если забываются смысл и назначение происходящего и в поле зрения остается только глиняная форма. Тот, кто ее разрушает, становится злым, а тот, кто не дает ее разрушить, становится добрым. Это и есть понятия добра и зла, одинаково оторванные от истинного предназначения мира/ проявляющегося в истинно женском начале. Слава Гере!

— Про мужское начало… Ну… комфорт и счастье, — Марк избегал говорить слово «бабскость», — я могу понять, но как можно убедить людей в обратном?

— Бабскость — это органика, биомасса, оторванная от своего вселенского предназначения быть временным пристанищем развивающихся осознаний. Но это миллионы лет органической эволюции, из которых соткана каждая наша клеточка. И это самая сильная пропагандистская машина из всех созданных, особенно сильная тем, что люди не понимают, что находятся под ее влиянием, наоборот — они считают себя свободными. А вот для того, чтобы естественному животному желанию радостной, гарантированной сытости для себя, семьи и сородичей и свободы проявления всем своим врожденным, генетически запрограммированным наклонностям противопоставить какую-либо идею, нужна особая пропаганда этой идеи, и мужчины в этом преуспели. Хоть в этом…