Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 08

Деревню было видно с шоссе: с десяток домов, стоявших вкривь и вкось вдоль грунтовки, уходившей в лес.

Метрах в пятидесяти от указателя находился придорожный буфет.

— Вот и приехали, — сказал Никита себе под нос.

В буфете никого не было, если не считать очевидного завсегдатая — старого забулдыгу, одиноко торчавшего у окна и с задумчивым видом созерцавшего дорогу, опершись о столик. Перед ним стояла полупустая кружка. Стульев в буфете не было.

Рационально, подумал Никита. Нечего рассиживаться.

Буфетчица, женщина лет сорока пяти с ярко накрашенными губами и с золотой коронкой во рту, была на рабочем месте, за прилавком.

— Здравствуйте, — сказал Никита.

Буфетчица с любопытством посмотрела на него и с наклеенной на лице улыбкой ответила:

— Здравствуйте. Что будем брать?

Выбор был небогатый: пельмени или сосиски с горошком. Пиво бутылочное или в банках. Отказаться от предложения означало бы обидеть буфетчицу и не войти с ней в контакт.

— Сосиски с горошком, — сказал Никита.

— Пиво?

— Не могу. За рулем.

— Понимаю. А вот сосиски придется подождать. Пока сварятся. Но это недолго. А пельмени есть прямо сейчас. Горяченькие.

От пельменей Никита отказался. Они плавали в большой кастрюле на плите, и вид у них был малоаппетитный.

Буфетчица оказалась словоохотливой.

— Вы проездом али как? — спросила она.

— Али как, — улыбнувшись, ответил Никита.

Буфетчица застыла в немом ожидании, когда он расшифрует, что означает «али как». Или просто ждала, когда сварятся сосиски.

— Думаю домик в деревне купить. Два парня из местных, из Двориков, говорили мне, что здесь можно купить недорого вполне сносный дом. Этакий приют для одинокого отшельника.

— Да? — удивилась буфетчица. — Здесь? Кто же эти парни, что вам такое насоветовали? Я сама из Двориков и всех знаю.

— Витек и Борька.

Буфетчица удивилась еще больше.

— У нас все парни на учете. Их раз-два и обчелся. Но Витька с Борькой среди них нет. Может, вы спутали с кем?

— Да нет… Ну, такие ребята… Невысокие, кряжистые, — принялся описывать их Никита. — В бейсболках ходят. Лет по двадцать пять — двадцать семь.

Буфетчица задумчиво покачала головой.

— Они были у вас на днях. Пивком набрались. К ним еще мужик подвалил. Угостил их водярой. Постояли, потолковали.

— Не было такого. У меня пивком набираются только местные. Но Витька с Борькой — да еще в бейсболках — среди них уж точно нет. Остальные — как вы, проездом. За рулем. Им не до пива.

— Может, того мужика помните? — без всякой надежды спросил Никита и услышал ожидаемый ответ.

— Да не было никакого мужика, — с раздражением сказала буфетчица и повернулась к сосискам. — А чтоб чужой мужик подвалил да еще угостил водярой — такого сроду здесь не было. Пить что будете? Чай или кофе? — спросила она, не оборачиваясь.

Какой может быть кофе в придорожной забегаловке? К черту его! А чай Никита пил только у Светки. Зеленый. Заваренный по особому рецепту.

— Спасибо. Ничего не буду.

— Как хотите, — равнодушно сказала буфетчица.

Сосиски оказались сносные, а горошек был мелкий и желтый. Никита к нему не притронулся.

Вот какие парни оказались Витек и Борька. Тертые калачи. Совсем не деревенские лохи. Значит, сюжет закручивается круче, чем он предполагал. Никита не доел сосиски и, кивнув на прощание буфетчице, вышел на улицу.

Развели его два отморозка. Развели, как лоха.

Утром Никита поехал в фитнесс-клуб.

В раздевалке к нему подошел Михаил, в прошлом его сослуживец, а ныне владелец этого клуба. Никита здесь находился в привилегированном положении, то есть занимался на тренажерах и молотил по грушам бесплатно.

— Старик, — сказал Михаил, — намечается славная халтурка. Набирается группа любителей каратэ. Им нужен тренер. Светят неплохие бабки.

— А ты?

— Я под завязку загружен. А ты вроде как свободная личность. Хмель, это начало. Дальше дело раскрутится. Отбоя не будет. Завязывай свою ерундистику с газетами и ДЭЗами. Сам будешь в форме и при деньгах. Чем не жизнь?

— Но им нужно каратэ, — заметил Никита.

— А ты спец в боевых единоборствах. Если б ты знал, кто тренирует так называемое каратэ, тхэквандо и прочее, ты бы со смеху помер. Особенно у детишек.

— Дай мне пару дней.

— Лады.

После этого разговора Никита в приподнятом настроении дубасил по грушам и оттачивал приемы боевого самбо, схожие с каратэ.

Из клуба он вышел с чувством приятной усталости и свежего взгляда на жизнь.

Дальше он наметил встречу с Кораблевым Юрием Викторовичем. Так звали человека в перетянутом макинтоше, которого он видел в крематории.

Никита поехал на встречу с ним без предварительного звонка, поскольку по телефону легче отказаться от встречи, что было более чем вероятно, имея в виду недружелюбное поведение Кораблева в крематории.

Через десять минут Никита подъехал к пятиэтажному панельному дому. Судя по номеру квартиры, Юрий Викторович жил на пятом этаже в последнем подъезде.

Это была единственная дверь на лестничной площадке, сохранившаяся с того момента, как в дом въехали жильцы. Остальные двери были заменены на новые, железные, отделанные коричневым или черным дерматином.

Никита нажал кнопку звонка и услышал пронзительную трель.

Ему никто не открыл, но чутким ухом он уловил осторожные шаги и понял — его рассматривают в глазок. Нажав на кнопку еще раз, Никита отступил на шаг.

— Кто вы? — услышал он глухой голос.

— Я журналист, — сказал он. — Меня зовут Никита Хмельнов. Мы с вами виделись в крематории на похоронах Смагина.

— Что вам нужно?

— Видите ли, я собираю материал о том, как преступным образом богатели люди в девяностые годы. У меня создалось впечатление, что вы были знакомы или просто сталкивались со Смагиным. Не могли бы вы мне помочь?

Чем помочь, Никита не сказал. Он сам толком не знал, чем может ему помочь человек, явно не горящий желанием с ним познакомиться.

Наконец ему открыли.

Кораблев оказался моложе, чем он показался Никите в крематории, но лицо в морщинах, напоминавшее моченое яблоко, и всклокоченные седые волосы старили его. Одет он был небрежно: засаленные брюки, заношенная фуфайка, протертая в локтях, и байковая рубашка под ней. Это был более чем затрапезный вид.

— Идемте, — сказал он.

Никита пошел за ним и оказался в просторной кухне, обычной для однокомнатных квартир в панельных домах. Форточка на кухне, очевидно, не открывалась, и воздух здесь был спертый.

— Итак, — сказал хозяин квартиры, усевшись на табуретку у замызганного стола, сохранившего следы недавнего завтрака.

В мойке лежала грязная посуда.

Не дождавшись приглашения, Никита сел сам.