Джон Гришэм - Блюстители

Я излагаю в весьма облагороженном виде историю о том, как был найден фонарик, опуская подробности. Разумеется, ни словом не упоминаю о Тайлере Таунсенде и нашей встрече в Нассау, как и о разговоре с Брюсом Гилмером в Айдахо. Ничего не говорю об электронных письмах, самоуничтожающихся в течение пяти минут; об африканском культе вуду и о человеческом скелете, найденном в стенном шкафу заброшенного дома. Я поясняю, что отталкивался от слуха, пущенного одним старым юристом, который вроде бы слышал, что Кенни Тафт знал слишком много и из-за этого был убит. Поэтому я встретился с членами семьи Тафт и стал «копать». И в результате мне повезло. На небольшом экране Кэннон демонстрирует фотографии заброшенного жилища, несколько темных снимков, сделанных мной на чердаке, и еще одно видео, на котором Фрэнки вытаскивает найденные нами коробки из дома с привидениями. Затем я рассказываю о том, как с обнаруженными уликами мы ездили в Ричмонд, а также о нашей встрече с доктором Бендершмидтом.

В ходе перекрестного допроса Кармен Идальго задает мне целый ряд вопросов. Их цель — вызвать еще больше сомнений по поводу сохранности вещественных доказательств и того, где они находились в течение многих лет. Нет, отвечаю я, мне неизвестно, как долго коробки пролежали на чердаке и кто их там спрятал. Я не могу с уверенностью утверждать, что Кенни Тафт лично вывез вещдоки из хранилища незадолго до пожара или что ему в этом кто-нибудь помогал. Я также не знаю, вскрывал ли он коробки и производил ли с вещдоками какие-либо манипуляции. Мои ответы вежливы и профессиональны. Что касается Кармен Идальго, то она лишь выполняет свою работу и, будь ее воля, предпочла бы не находиться сейчас в зале суда.

Кармен Идальго пытается нажать на меня, определить источник слухов по поводу Кенни Тафта. Я объясняю, что это информация, не подлежащая разглашению. Разумеется, мне известно больше, чем говорю, но я юрист и хорошо понимаю, что такое конфиденциальность. Кармен Идальго просит судью, чтобы он потребовал от меня отвечать на ее вопросы. Кэннон протестует и читает присутствующим мини-лекцию о том, что в работе юриста есть тайны, подобные тайне исповеди, они не подлежат раскрытию ни при каких обстоятельствах. Судья Кумар отказывает Кармен Идальго в ее просьбе, и я возвращаюсь в зал, на свое место позади Куинси.

Доктору Бендершмидту, находящемуся в зале суда, не терпится покинуть его. Билл Кэннон вызывает его в качестве нашего следующего свидетеля, и начинается утомительная процедура установления квалификации Бендершмидта как эксперта. Через несколько минут судья Кумар, взглянув на Кармен Идальго, интересуется:

— Вы действительно хотите поставить под сомнение компетентность данного свидетеля?

— Нет, ваша честь. Штат готов принять документы, удостоверяющие его профессионализм.

— Спасибо.

Судья Кумар вовсе не пытается никого подгонять. Он полностью контролирует ход слушаний и, похоже, получает от этого удовольствие. На должности судьи Кумар всего три года, однако производит впечатление человека, абсолютно уверенного в себе и в своих действиях.

Кэннон опускает обсуждение ложных выводов, сделанных Полом Норвудом, выступавшим на процессе по делу Куинси Миллера в качестве свидетеля — об этом весьма подробно говорится в резюме по делу, подготовленном Мэйзи, — и сосредоточивается на уликах и доказательствах, предложенных нами. Теперь, когда мы имеем в распоряжении фонарик и оставшиеся на нем капли, у нас больше нет необходимости выдвигать какие-либо предположения и строить догадки. На большом экране Бендершмидт демонстрирует фото, сделанные недавно им самим, и сравнивает их с теми снимками, которые были представлены в качестве доказательства на судебном процессе двадцатитрехлетней давности. Капли на фонарике выцвели, хотя его линза явно была защищена от солнечного света. Профессор указывает на три самых больших по размеру пятнышка, а затем демонстрирует собравшимся полученные образцы. На экране появляются все новые снимки, в речи Бендершмидта чаще звучат жаргонные термины, распространенные среди криминалистов. Выступление профессора все сильнее напоминает скучную научную лекцию. Возможно, мне так кажется по той причине, что я с детства не в ладах с математикой, а также с точными и естественными науками. Но никого не волнует, скучно мне или нет. Судья жадно впитывает все, что говорит Бендершмидт.

Он начинает с элементарных вещей. Объясняет, что клетки крови человека отличаются от клеток крови животных. На экране появляются два снимка, и Бендершмидт окончательно превращается в лектора. На фото слева — сильно увеличенный эритроцит, взятый из пятнышка на линзе фонарика. На фото справа — выглядящий точно так же эритроцит мелкого млекопитающего — кролика. Человек тоже млекопитающее, и его эритроциты похожи на их аналоги животного происхождения, в том смысле, что у них также нет ядер. У рептилий и птиц эритроциты имеют ядра, у млекопитающих, в том числе людей, — нет. Профессор нажимает кнопку на клавиатуре своего портативного компьютера, и на экране появляются новые снимки. Вскоре у всех начинает рябить в глазах от постоянно сменяющих друг друга увеличенных фотографий клеток крови. Ядро клетки круглое и имеет очень маленький размер. Оно является своеобразным командным центром и управляет ростом и размножением клетки. Ядро защищено мембраной. И так далее и тому подобное.

К нашему ходатайству было приложено полное заключение Бендершмидта, в том числе насколько страниц сложнейшего для понимания текста о клетках крови. Должен признаться, я так и не прочитал его от начала до конца, но интуиция мне подсказывает, что судья Кумар это сделал.

В завершающей части заключения говорится, что эритроциты животных имеют явные отличия. Бендершмидт пишет, что он почти уверен в том, что кровь на линзе фонарика, обнаруженного в машине Куинси Миллера Фицнером, принадлежала какому-то мелкому млекопитающему. Особо подчеркивается уверенность профессора в том, что это не человеческая кровь.

Мы не стали проводить ДНК-исследование двух имеющихся образцов, потому что для этого не было никаких оснований. Нам удалось доподлинно выяснить, что кровь на рубашке убитого, Кита Руссо, — это его кровь, а на фонарике — нет.

Наблюдать за тем, как дуэт Кэннона и Бендершмидта образцово проводит процедуру допроса свидетеля, — это все равно что смотреть тщательно поставленный опытным хореографом балет. И это при том, что впервые они встретились только вчера. Слушая их, я невольно думаю, что, если бы я был на месте Департамента исполнения наказаний и мне грозил иск на 50 миллионов долларов, поданный Кэнноном, я бы уже сейчас начал договариваться о досудебном соглашении.