Вера Арье - Весна умирает осенью [litres]

Поодаль, в небольшом алькове, Оливия заметила громоздкий аппарат с тремя цилиндрами, плотно примыкающими друг к другу.

– А это что? – Она подошла к нему поближе.

– Краскотерочная машина, – отозвалась девушка. – Жак был старомоден и многие вещи делал сам. Грунтовал холсты, натягивал их на подрамники, прибивал латунными гвоздиками. Сам изготавливал краски. Здесь до сих пор пахнет скипидаром, чувствуете?

Оливия втянула носом воздух.

– Скорее, каким-то мебельным лаком… – возразила она для порядка, готовясь перейти к главному. – А вы близко общались с Соланжем?

– Он приглашал меня время от времени помочь ему затирать порошок с льняным маслом, чтобы получилась краска. Потом мы раскладывали ее по специальным емкостям. Довольно муторный процесс, но мне это нравилось. За работой мы много разговаривали. Однако, – девушка опустила глаза в пол, – в последнее время Жак был молчалив. Перед смертью он несколько дней не выходил из павильона и никого сюда не приглашал… До сих пор себя виню! Должна была почувствовать, что с ним происходит что-то неладное.

Она замолчала и отвернулась к окну.

– Я заметила, что в студии нет ни одного рисунка или картины. Вон, крючки на стене, а на стуле – пустые рамочки…

Девушка шмыгнула носом.

– Приходила сестра Жака, забрала его последние работы и оставила мне ключ. Сказала: «Если кто-то будет интересоваться помещением, пусть свяжется со мной».

– А можно мне ее телефон? Один близкий друг как раз ищет пространство под шоу-рум. Ему бы эта студия наверняка понравилась.

Девушка достала свой аппарат, отыскала нужный номер и продиктовала его Оливии.

– Надеюсь, ваш друг – порядочный человек. Не хотелось бы, чтобы в этом месте поселился какой-нибудь коммерсант, вроде тех, что крутились в последнее время вокруг Жака. Они его и угробили!

– Вы говорите о ком-то конкретно?

– Да много их тут было. Соланж ведь был бессребреник, такие люди прямо-таки притягивают к себе стервятников. Жаль только некому с этим разбираться… В гроб загнали – и нет человека. А картины его теперь с молотка уйдут.

– Почему вы так думаете?

Девушка вдруг осеклась.

– Что-то заболталась я с вами… мне пора. Будете сестре Жака звонить, скажите, что от меня. А то ей во всех теперь журналисты мерещатся: достали они ее, вечно что-то вынюхивают.

Мутноватая вода оглаживала борта заброшенной баржи, к которой их привел навигатор. Она называлась «Эйфель» и стояла на месте «Галеона», который Родион арендовал на выходные на одном из сайтов туристической недвижимости. В рубрике «Связаться с владельцем» значилось имя хозяйки: Жанна Соланж. Ее телефон совпадал с имевшимся у Оливии номером.

Деревенька на берегу Сены, где была пришвартована кавалькада плавучих домов, находилась в часе езды от Парижа. Она состояла из нескольких улиц, супермаркета, аптеки, детского сада и церкви.

В прозрачном воздухе гомонили воробьи; по газонам, разнеженно курлыкая, бродили голуби. На небольшом пятачке перед собором играла малышня: прыгалки, волчки, вертушки йо-йо, поролоновые мячики и перьевые воланы…

Чуть поодаль возле лотерейного киоска собралась группа мужчин: дымя сигаретами, они что-то оживленно обсуждали.

Притормозив, Родион опустил боковое стекло.

– Добрый день! Мы ищем «Галеон». Где он, не подскажете?

– А, так хозяйка его подальше отогнала. Проедете вдоль берега метров пятьсот – и увидите. Там еще лужайка для пикника и шезлонги… Романтичное местечко!

Они не преувеличивали. «Галеон» оказался элегантной баржей с пальмами в кадушках, плетеной мебелью и электрическим грилем на верхней палубе. Судно стояло чуть в стороне от остальных «поплавков», упираясь носом в камыши.

В сотне метров от него парил над поляной серебристый дракон. Присмотревшись, Родион увидел мальчишку лет четырнадцати. Задрав вверх курчавую голову, тот с интересом следил за траекторией движения своего воздушного змея, поводя бечевкой из стороны в сторону. Дракон поблескивал на солнце чешуей и совершал неторопливые маневры.

– Вы, наверное, господин Лаврофф? Я не ошиблась? – произнес вдруг кто-то за спиной.

Родион и Оливия, наблюдавшие за кульбитами дракона, обернулись.

Навстречу им шла худощавая женщина в льняных брюках и соломенной шляпе. В руках она несла стопку махровых полотенец и две бутылки питьевой воды.

– Добрый день, мадам, – приветливо улыбнулся ей Родион. – Еле отыскали ваш фрегат.

– Я переставила его чуть дальше, в более уединенное место. С тех пор как Пьер остался со мной, – она кивнула в сторону мальчика со змеем, – мы часто проводим время на барже. Это отвлекает его от грустных мыслей…

– «Галеон» сдается только на выходные?

– Да, в теплый сезон. Сами пока живем в доме. Правда, Пьеру там не нравится. Понимаете, его отец… Он недавно умер. А мать мальчик потерял совсем рано. Раньше Пьер приезжал сюда с родителями на время каникул, и все теперь напоминает ему о них: и фотографии на стенах, и вещи отца, и его рисунки…

– Отец был художником?

– Достаточно известным. Жак Соланж – вам это имя о чем-нибудь говорит?

– Ну конечно! – воскликнула Оливия, дождавшаяся удобного момента, чтобы вклиниться в беседу. О тактике поведения они договорились еще в машине: Жанна Соланж испытывала неприязнь к журналистам, поэтому не стоило наводить ее на подозрения. Они решили изображать из себя обычную влюбленную пару, сбежавшую из мегаполиса на романтический уикенд. – Неужели знаменитый Жак Соланж – ваш брат?

Глядя на ее невинное лицо с широко распахнутыми глазами, Родион подумал, что в ролевых играх с источниками она превосходит его в разы. Этому способствовало ее театральное прошлое: Оливия умела перевоплощаться и выбирать ту интонацию, которой требовал психотип собеседника.

– Да, старший. Мы были очень друг к другу привязаны. Но мне нравилась деревенская жизнь, а Жак всегда стремился в Париж. И вот чем это закончилось…

– Я читала о нем очерк в «Мадам Фигаро». Какая преждевременная смерть! Он же был в расцвете творческих сил – столько чудесных картин за последние годы написал. Кстати, мне удалось взглянуть на его «Парижский цикл» на одном вернисаже… – Оливия сделала преднамеренную паузу, будто бы пытаясь вспомнить название. – Кажется, в «Галери Монтень». Правда, в тот момент работы уже были кому-то проданы…

Лицо женщины потемнело.

– Если бы это зависело от меня, я бы их сохранила для Пьера. Но делами брата занималась одна организация.

– Организация?

– Ох, это длинная история… После смерти Жака нам достались лишь несколько рисунков, висевших в его студии на Монпарнасе – вот и все наследство. Хорошо, что я их успела забрать: этот жулик до сих пор пережить не может, что они уплыли у него из рук. Ему казалось, он все предусмотрел, все так удачно обставил с агентским договором. Обобрал Жака и глазом не моргнул!