Александр Трапезников - Тень луны

— Розы тебе, — произнес он, протягивая букет из двадцати девяти чайных бутонов. — А ошейник — песику.

Это был тот самый музыкально-фосфорицирующий ошейник, купленный им когда-то в Цюрихе — с колокольчиков, на сенбернара. Неизвестно, зачем он его захватил с собой? Собаку так и не завел, может, хоть сейчас пригодится? Оказалось — подвела порода. Выскочивший внезапно в коридор песик напоминал нечто среднее между маленьким крокодильчиком и зубной щеткой. Кто-то подхватил его подмышку и унес обратно.

— Какая прелесть! — искренно сказала Мила, радуясь, то ли цветам, то ли Игорю, то ли этому дурацкому ошейнику. Воспользовавшись тем, что они остались в коридоре одни, она на несколько секунд порывисто прильнула к нему, поцеловала, затем так же быстро отпрянула, поправляя прическу. Пойдем к гостям! — потянула его за руку.

Игорь рассчитывал пробыть здесь не более получаса, но вышло иначе. Гостей оказалось около двух с половиной десятков, самого разнообразного калибра, возраста и пола, включая средний, поскольку некоторые театральные деятели не принадлежали ни к мужчинам, ни к женщинам. Был тут и папа именинницы, неожиданно свалившийся в Москву откуда-то из Мюнхена и державшийся чуть отстранено, в тени. Он разговаривал с бородатым депутатом Госдумы, когда Мила представила ему Игоря, как «друга».

— Вот, помяните мое слово, — сказал папа, будто продолжая начатую мысль: — Сейчас, после этого заявления, пойдет такой обвал — что там девяносто второй год! Американская депрессия. Гоббсовский закон борьбы все против всех. Хило не покажется.

— М-мнда-а — глубокомысленно изрек рыжебородый депутат. Ничего более умного он бы все равно не сказал.

Мила уже куда-то убежала. Игорь немного постоял с «прозорливым папой», покачиваясь на пятках и разглядывая шампанское в своем бокале, затем сунул его на поднос нанятому по сему случаю официанту с бабочкой и отошел: к нему направился Роман Корочкин. Игорь давно заметил журналиста, болтавшего в компании «золотой молодежи». Видимо, пользовался успехом. С той беседы в «Кратере» у них еще не было времени переговорить, но Игорь помнил о тех отношениях, которые связывали Милу и Романа. Хотя и не испытывал ревности не в этом дело. Журналист вызывал у него чувство иной настороженности, связанной с другой, еще неосознанной опасностью.

— Статью заканчиваю, — сказал Корочкин, по панибратски тряся его руку, но улыбаясь довольно кисло. — На днях отдам Бенедиктову. Хотите посмотреть?

— Нет. Зачем? У нас ведь свобода слова?

— Скорее, свобода речи. Каждый говорит что хочет, но думает насколько платят. Боюсь, что у меня будут большие неприятности из-за этой статьи.

— Так порвите. Никто не неволит.

— Ладно, была не была! — Роман залпом выпил свой бокал и выхватил с подноса другой. — А правда она красивая?

— Вы о ком?

Можно было не спрашивать: журналист глядел на Гриневу, мелькавшую среди гостей, а ее бежевое платье сливалось с цветом кожи, и оттого казалось, что она голая. Словно Маргарита в знаменитом романе на бале у сатаны. «Королева в восхищении!..» Роман хитро подмигнул Игорю и пошел прочь. Слегка пошатывался, видимо, было от чего. Одни гости исчезали, а другие появлялись, будто возникая из ничего, хотя периодически слышалась трель дверного звонка, соперничавшего с телефонным аппаратом. У Милы Гриневой в Москве была куча знакомых. В стометровой квартире, казалось, могли разместиться все. Как в камере Бутырской тюрьмы, если спать в три смены и стоять на одной пятке. Но неудобств здесь никто не испытывал каждый из присутствующих был предоставлен и самому себе, и всем остальным. К удивлению Кононова, он и сам встретил тут немало знакомых. Не считая тех, кто часто мелькал на экранах телевизоров. Певцы, модельеры, художники, артисты. В одной из комнат он обнаружил «своего» циркового диск-жокея из «Кратера», на сей раз не в блестящем костюме матадора, но тоже в чем-то неординарном, с золотыми пуговицами. Очевидно, Мила взяла восходящую звезду под свою опеку. Парень явно пользовался успехом у девушек, которые сновали возле него взад-вперед. Он зачем-то начал представлять каждую из них Кононову, но тот лишь замахал руками.

— Веселитесь без меня, — сказал Игорь. — Мне, к сожалению, пора. Если где-нибудь удастся встретить хозяйку — передавайте поклон.

— А вы меня не помните? — спросила вдруг одна из молодых женщин. Игорь внимательно посмотрел на нее. Светловолосая, гибкая. Морщинки вокруг глаз. Боже мой, как будто не случайно захватил с собой этот швейцарский ошейник, магнит что ли притягивает? Четыре года прошло.

— Света, — произнес он. — Рад приветствовать вас на родине.

— Я ведь давняя Милина подруга, — пояснила она, уводя Игоря в сторонку. — Только у нас по разному судьбы складывались. А со стриптизом покончено. Теперь я дама свободная и обеспеченная. Вот думаю, не удариться ли и мне в журналистику? С Гриневой ведь один институт кончали.

— Не знаю что и посоветовать, — развел руками Игорь. — Оставайтесь свободной — это труднее всего, но тогда вряд ли сохраните свою обеспеченность. Не слишком занудно высказываюсь?

— А вы и тогда, в Цюрихе, как-то сидели отдельно от всех, вдали. В себе. Поэтому я вас и запомнила. И еще того парня ну, молоденький такой, краснел очень. Смешно! Здоровый, а краснеет. Как же его звали? Он — с вами?

— Да, да, конечно. Валера, — глухо произнес Игорь. — Он тоже вас помнит, извините, еще увидимся! — и пошел прочь, не желая больше вдаваться в воспоминания. Пора с балами заканчивать. Но уйти из гостеприимной Милиной квартиры не удалось и на сей раз.

Сначала он встретил институтского приятеля Макса, выросшего из скромного паренька в международного афериста: отвязаться не удалось, проболтали минут двадцать, вспоминая друзей, договорились о новой встречи.

— Нам есть, есть, Игорь, есть что обсудить! — кричал вслед Макс, поднимая вверх палец, унизанный огромным перстнем, словно призывая его остановиться, замереть.

— Обсудим! — отмахнулся Кононов. — Я позвоню.

Едва он вышел в коридор, как столкнулся с Тарлановым и еще одним моложавым, с сединой в волосах. Оба они, при виде Игоря разом заулыбались, вроде не могли поверить столь нечаянной радости.

— А я вот… — начал Тарланов и осекся, под взглядом моложавого. Тот уже не улыбался, а изучал Кононова. Как интересный экспонат. Но длилось это всего мгновение, а потом вновь блеснула белозубая улыбка. Игорь пожал плечами и прошел в раскрытую дверь одной из комнат.

— Сволочь! — смачно произнес кто-то рядом с ним. Оказалось — Корочкин, выглядывавший из-за плеча Игоря — в сторону коридора. Журналист уже поддал до неприличия много. Он даже слегка облокотился на Кононова, и тому пришлось немного встряхнуть его.