Виктор Лыков - Мгновения, мгновения...

Эксперименты подтвердили теоретические построения адъюнкта. Сделаны выводы. Написана и защищена диссертация. Найденные Ивановым решения легли в основу ряда нормативных документов. Милиционер стал ученым. Кандидат юридических наук подполковник милиции Евгений Георгиевич Иванов теперь старший преподаватель Академии МВД СССР. Когда-то учился здесь сам, теперь учит других. Держится просто и естественно. Преподает и экспериментирует.

Однажды сын, третьеклассник Миша, подойдя к столу отца, огорченно сказал:

— Папа, ты и подполковник, и ученый, и статьи пишешь, и поделки мастеришь. Я так не смогу.

Евгений Георгиевич удивленно посмотрел на Мишу, прижал к себе и проговорил:

— Не расстраивайся, сын, человек может все, если захочет. Правда?

— Наверное, папа.

Ежегодно 26 июня Евгений Георгиевич приезжает в Мамонтовку, на то место, где двадцать лет назад совершил подвиг. Многое здесь изменилось. Появились новые поколения людей, но память о подвиге жива. Он не был яркой вспышкой, на короткое время осветившей фигуру заурядного человека, он был предопределен всей его предшествующей жизнью.

— Сосед, а, сосед! На кого загляделся?

Иван Федорович повернулся на зов:

— А, Семен. Сын с семьей купаться пошли.

— Васятка приехал! Ты подумай, не слыхал.

Дед Семен, стуча суковатой палкой по пыльной земле, приблизился к забору, за которым стоял Шапцев и глядел вслед сыну, снохе, двум внукам.

— Не узрю сослепа. Что за компания? Больно много людей, — приложив ладонь к высохшим бровям, напрягал голосовые связки дед Семен.

— Сам, сама да двое огольцов — вот и вся компания, — не без гордости ответил Иван Федорович.

— Скажи пожалуйста. Семьянин, стало быть. Васятка, в отца. И когда успел! Кажись, вчера без портков ползал. Как время скачет! Галопом.

— Время, Семен, ни дорог, ни горючего не просит. Летит себе. Сам диву даюсь, вроде бы недавно за мою штанину держался, чтобы не упасть, а уже — тридцать. И сам — четвертый.

— Он у тебя хваткий. — Дед Семен присел на скамейку: — Выходи, Иван, потолкуем.

Иван Федорович Шапцев неохотно присел на край доски, потому что ждали дела — собирался до возвращения сына убрать в сарай высохшую траву. Но от деда Семена просто так не уйдешь. Ему все расскажи, доложи. Правда, Ивану Федоровичу и самому хотелось поговорить о Василии — о любимом сыне. Он его гордость. «Ладно, немного потолкуем», — уговорил себя Иван Федорович.

— Васятку-то я несколько лет не видел, — вздохнул дед Семен, — он тогда не был женатый… Слышь, Иван, а молодая-то откуда?

— Из Москвы, — твердо ответил Шапцев.

— Вот как? — удивился дед Семен. — Из самой Москвы. Наши девки, стало быть, не подошли.

Иван Федорович, не дожидаясь его новых вопросов, продолжал:

— Ездил Василий работать в пионерский лагерь, политотдел посылал, там и познакомился с Любой. Вернулись — поженились. Она тоже в милиции, лейтенант. Детки пошли, Андрею уже четыре года, Саше — два.

— Во-от оно как вышло! — протянул дед Семен. — Значит, и она в милиции. И Васятка там?

— А то где же? Окончил Высшую школу милиции. Отбудет отпуск — и на службу.

— Высшую? Стало быть, выше не бывает. Скажи, куда забрался! На самую верхотуру.

— Почему не бывает? — со знанием дела говорил Иван Федорович. — Есть Академия МВД, на руководителей в ней учатся, так что Василию путь ни в коем случае не закрыт.

— Ладно. Лучше скажи, сколько звездочек дали? На какую должность поставлен? — не унимался дед Семен.

— Лейтенант. Оперуполномоченный уголовного розыска, — по-военному отчеканил Иван Федорович.

— На злодеев, значит, нацелился. И не боится. Кажись, уже наскакивали на него. По радио передавали. И еще сказали, орден за смелость получил. Ты тогда не поверил. Помнишь?

— Было, было, — подтвердил Иван Федорович.

Дед Семен почесал затылок:

— На глазах парень созрел. Скажу тебе, Иван, от рождения он у тебя бесстрашный. Вспомни, был маленьким, а на лошади скакал верхом. Подрос — на велосипеде стал гонять так, что смотреть на него страшно. А этот случай. И смех и грех. Ребята хотели отнять у него кнут, и ты знаешь что удумал: обвязался кнутом и бултых в крапиву. Поди возьми.

— Много было с ним приключений, — подтвердил Иван Федорович. — Думаю, от любознательности. Василий, ты же знаешь, без дела не сидел. Даже сейчас, в отпуске, каждую минуту ищет приложение рукам. Трудолюбивый, что говорить. Да-а. В школьниках ходил, а картошку сажал, за коровой ухаживал, теленка растил. А в каникулы? То на сенокосе, то на уборочной. Целыми днями там. Словом, не гнушался трудом.

— Потому и толк получился, — заключил дед Семен. — Труд — всему голова. И от болячек бережет, и на путь истинный наводит. Эх, сейчас только бы работать! Кругом техника! Это мы землю руками рыли. Как все трудно доставалось! С темна до темна на полях. И ничего, до старости дотянули. Тебе под семьдесят, мне за восемьдесят. На двоих сто пятьдесят лет!

Стариковская жизнь такая: вспомнить, поговорить. Вот и сейчас два старых труженика села основательно «прошлись» по прошлым и настоящим проблемам деревни, сожалея, что молодежь не оседает на родной земле. «И Василий мог быть бригадиром, инженером, председателем колхоза, — размышлял Иван Федорович. — Милиция — это, конечно, неплохо, но род Шапцевых — крестьянский».

Мечтал Иван Федорович: отслужит сын действительную, выучится — домой, к земле поближе. А тот распорядился собой иначе: из одной формы — в другую. Позже, правда, Василий признался: любит дисциплину, порядок, форму.

Дед Семен поднялся — занемела спина:

— Ты, Иван, не переживай. Гордись! Ты подумал, кто он недавно был?

— Ну кто?

— Рядовой рабочий. А теперь? Погляди, кем его милиция сделала. Офицер. Кавалер ордена Красной Звезды. Член партии…

Солнце начинало нещадно палить. Василий резвился с малышами на потеплевшей отмели. Мальчишки обдавали отца брызгами, он увертывался, убегал. И в какой-то момент игры вдруг почувствовал, как в нем ожили ощущения, пережитые в детстве: точно так же играют его сыновья, как и он когда-то с ребятишками села. Это и понятно. Все здесь родное, все исхожено вдоль и поперек. У того глинистого выступа на снопах камыша начинал плавать. Здесь, засучив по колено штаны, ловил рыбу. Чуть дальше купали лошадей, там же дед Семен учил ездить на коне верхом.

— Папа, пойдем маму обольем, — потянул его за руку Андрей.

— Пойдем, пойдем…

Накупавшись и наигравшись, дети заснули под тенью ивовых кустов. Василий с женой Любой сидели у обрыва. Отсюда хорошо было видно реку, ее извивы, заросшие берега.

— Удивляюсь, чем привораживает река? — сказал Василий, глядя на воду. — Тянуло нас сюда невероятно. Она, как мать, сплачивала и дисциплинировала нас. Отсюда мы, бывало, никуда. Родители это знали и были спокойны.