Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990)

Страх, парализовавший Сидорова, как-то очень быстро улетучился, и он проникся горячей доброжелательностью к неведомым пришельцам.

— Вы кто? — полюбопытствовал он, хотя все было и так ясно.

— Пришельцы, — просто ответил один из них. — А ты Коля Сидоров, да?

— А откуда вы меня знаете? — опешил Сидоров.

— А мы все про вас знаем, — самоуверенно заявил дух. — Хочешь, проверь.

Сидоров задумался.

— Хорошо, — спросил он. — А вот кто у нас первый секретарь?

— Пожалуйста: Громов Василиск Иванович, он же офицер безопасности, 1929 года рождения, образование незаконченное высшее, работает не в том ведомстве, в котором вы, зарплату получает большую, а работает меньше, тайно выпивает, жену свою не любит, более того, женился на ней по расчету, собирается развестись по приезде, написал на вас донесение, после которого вам может быть плохо, — отбарабанил пришелец, как по писанному.

— Вот это да! — изумился Сидоров. — Это вы так про всех наших знаете?

— Не только про ваших, но и про всех землян.

— Ну, про землян не надо. Вы лучше про посла скажите!

— Посол, Козлов Николай Вениаминович, третья командировка, заслуженный дипломат чичеринской школы, испытанный боец партии и советской внешней политики, добрый семьянин, иногда выпивает, крепко любит Зою, но у него это не так серьезно, как кажется многим. У него будет много неприятностей, но все кончится хорошо.

— Ты понял? — говорил мне потом Вениаминыч. — Им уже тогда было известно, что у меня будут неприятности. Они там, наверху, все знают, от них ничего не скроешь. Конечно, спасибо им за характеристику, но могли бы что-то сделать, чтобы не доводить дело до черт знает чего. Хорошо еще, что Сидоров — наш человек. А если бы враг? Ты представляешь?

Николай, несмотря на свою начитанность, долго не верил в реальность происходящего. Он попросил пришельцев дать характеристику еще на нескольких совколонистов. Те не только не возражали, но, напротив, по своей инициативе сообщили Сидорову массу дополнительных подробностей.

Открылось, например, что Г.С. Борзов, торговый советник, вообще никакого отношения к внешней торговле никогда не имел, а тихо продвигался по службе благодаря успехам своей жены-массажистки. А та, в свою очередь, ловко использовала заинтересованность мужа в карьере и вела совершенно свободный образ жизни. Ей, кстати, вовсе не хотелось ехать в "эту глухомань", как она называла Остров, по-юму что жизнь в СССР ее полностью устраивала.

Григорий Семенович и не знал, что уже два года его супруга содержала нечто вроде салона на квартире, которую сняли для нее вскладчину несколько очень ответственных работников. И этот салон пользовался колоссальным успехом, хотя и среди очень ограниченного круга лиц.

Один из пришельцев настойчиво предлагал Сидорову письменный портрет Игоря Петровича Стебнюка, рекомендуя в случае командировки в Москву показать его кому следует. Про Стебнюка наговорили вообще черт знает что. И якобы ни одной мысли в его голове не родится, а все он списывает у других, и что жену он свою тихо запилил, замучил неуемной тягой к наставничеству. Сказано было, что он страшно ревновал посла к Зое и даже строил какие-то планы, как отбить Зою у своего руководителя. "Словом, — закончил пришелец, — неладно с морально-политическим обликом у вашего советника."

— А мне-то что, — вроде подумал Сидоров. А ему сразу и хором все пришельцы;

— А вы теперь за все в ответе.

Пришельцы оказались мирные. Они прибыли на Землю с планеты, которую наши астрономы еще не открыли, сами они называли ее планетой Амок. Так же назывался и язык местных жителей. Очень легкий, по словам Сидорова: в нем оказалось немало русских слов, и через три дня он разговаривал не хуже любого амокчанина.

У амокчан Сидоров научился многому: излечивать любые болезни, узнавать мысли на расстоянии, оказывать плияние на неживую материю, то есть передвигать предметы или противостоять их действию, а также предсказывать будущее. Единственное, в чем ограничили его пришельцы, — это в применении всех этих качеств в недобрых целях. Они разъяснили ему, что подразумевают под "недобрыми целями", и предупредили Сидорова, что, как только он преступит запрет, чудесные свойства исчезнут. За недостатком места мы не сможем привести всю философию добра и недобра планеты Амок, скажем лишь, что под недобром они понимают примерно то же, что и мы, однако не делают исключений для лиц, облеченных властью, деньгами или иными привилегиями.

Правда, впоследствии Сидоров утверждал — и об этом он говорил Вениаминычу, а Вениаминыч, в свою очередь, мне, — что уж больно незатейливой показалась ему теория добра и недобра планеты Амок. Сидорову даже в какой-то момент почудилось, не читал ли он чего-то подобного в одной из книжек популярной серии "Знание". Более того, довольно неожиданным был и интерьер космического корабля. На отдельном столике у пульта, который, кстати, был вполне фантастическим, в ряд стояли обычные советские телефоны — несколько черных аппаратов, один массивный под слоновую кость с гербом СССР на диске и еще один вообще без диска. "С кем же это они прямую связь поддерживают?" — подумал Сидоров. Но, поскольку он находился в полной эйфории, вопрос этот промелькнул тенью, потом забылся и вернулся лишь после того, как вся эта история закончилась. Между прочим, за эти два дня инопланетяне дали исчерпывающие характеристики на всех сотрудников посольства, включая дядю Тома и безымянных коллег Василиска. И что поразительно, они полностью совпали с мнением Вениаминыча об этих людях. После этого он перестал сомневаться. "Ну, это точно пришельцы!" — заявил он.

С Сидоровым было решено так: в Москву пока не сообщать, все держать в тайне, однако считать его в местном отпуске согласно новому духу демократизации и гласности. Если в колонии будут ворчать, предупредил посол, посылай всех ко мне.

Но кто мог ворчать в советской колонии, где сразу после этого произошел ряд чудесных, фантастических событий, изменивших жизнь каждого!

Все началось с того, что стенографистка Лариса призналась Зое, а та рассказала под страшным секретом повару, после чего знало все посольство, что Сидоров избавил ее от тайной беременности буквально одним взглядом. За что Лариса страстно влюбилась в атташе и предлагала сделать то же самое другим. Другие вскоре последовали ее примеру (речь идет не о беременности, вы понимаете!). Первой пала строгая бухгалтерша, у которой молодой экстрасенс заговорил и свел обе бородавки на лице, в результате чего на бухгалтершу стало приятно смотреть. Затем он ввел в состояние сладчайшего транса сразу двух жен военных специалистов, и они навсегда перестали пить снотворное. У дежурного коменданта Чумова пропала тяга к водке, которой он страдал с молодых лет. Более того, Сидоров неожиданно лишил ритуальных шрамов лицо дяди Тома, чем тот остался страшно недоволен, поскольку посчитал это нарушением прав личности и вмешательством во внутреннюю жизнь. Он зая-вил несколько устных протестов Сидорову и послу, а когда это не помогло, организовал демонстрацию представителей местных племен, вышедших с лозунгами на русском и английском: "Верните наши шрамы!" и "Не уступим сговору сверхдержав!". Под давлением общественности МИД Острова выступил со специальным заявлением, в котором осудил противоправные методы советского дипломата и потребовал вернуть шрамы обратно. Единственная газета Острова в редакционной статье гневно обрушилась на "новые формы неоколониализма", которые применяют "некоторые сверхдержавы".