Джессика Гудман - Они хотят быть как мы [litres]

Я воображаю, как она кричит на меня, произносит вслух худшее из того, что я о себе думаю, и карандаш так впивается мне в ладонь, что едва не протыкает ее насквозь. То, что Никки не желает даже взглянуть на меня, ранит сильнее, чем если бы она встала и сказала: «Я ненавижу тебя».

Я уже потеряла лучшую подругу. И не смогу пережить еще одну потерю.

Когда раздается звонок, мне хочется подбежать к ее парте, притвориться, будто все в порядке. Мне не терпится описать выражение лица Генри в тот момент, когда я разбила ему сердце, и спросить, почему, черт возьми, я не чувствую ни капли угрызений совести? Мне нужна моя лучшая подруга. Но вместо этого я неторопливо собираю рюкзак, с ужасом представляя себе нашу встречу здесь, в лаборатории. Когда я поднимаю глаза, ее уже след простыл.

Я не могу заставить себя зайти в кафетерий на обед, чтобы увидеть свое пустующее место за столиком Игроков, где теперь сидят впятером. Мне ничего не остается, кроме как найти закуток в глубине библиотеки. Здесь меня никто не видит, и я кладу голову на деревянный стол, закрываю глаза и проливаю тихие слезы. Время идет, но мучительно сидеть без цели. Я достаю из кармана телефон и нажимаю на иконку зашифрованного приложения – того самого, с ключами по всем предметам. В нем мое спасение на тесте по английскому, который устраивает сегодня после обеда мистер Бомонт.

– Это будет что-то вроде викторины «верю – не верю», – сказал он на прошлой неделе. – Позволит вам подготовиться к экзамену.

Экран загружается, и по мышечной памяти я набираю пароль. Колесико долго крутится, и наконец появляется сообщение, которого я раньше в глаза не видела.

« Пароль неверный. Повторите попытку». Всплывающий под курсором грустный смайлик таращится на меня.

Ну как тут не рассмеяться? Конечно. Этого следовало ожидать. Я не заслуживаю колоссальной дерьмовой базы данных. Никто из нас не заслуживает. Столько времени, усилий и достоинства принесено в жертву, чтобы получить доступ к этому архиву… и все впустую.

И до меня вдруг доходит, кто сделал этот выбор. Единственный человек, кто мог изменить пароль. Никки.

У меня трясутся руки, перед глазами все расплывается. Я пытаюсь представить себе, как она лежит на своей кровати под балдахином, с ноутбуком на груди, принимает решение, загружает страницу, нажимает «Подтвердить». Улыбается, радуясь моей грядущей неудаче. Когда она успела превратиться в чудовище?

Впервые после дорожного ралли я задаюсь вопросом: « Стоило ли оно того?»

Я пытаюсь остановить себя. Всеми силами. Но мои пальцы уже порхают по клавиатуре телефона, и мне не угнаться за ними.

« Мы с Генри расстались» . Я нажимаю «отправить», не оставляя себе времени передумать.

« Хреново , – тотчас отвечает Адам. Я дышу ровнее. – Ты в порядке?»

« Буду. Это мой выбор».

«В любом случае, мне никогда не нравился этот детсадовец».

Я смеюсь в рукав, отворачиваясь от укоряющего взгляда миссис Деклер. И набираю слова, которые страшнее произнести вслух. « Я бросила и Игроков тоже».

« Вдвойне хреново».

Я хочу попросить прощения, сказать, что он не ошибся, когда выбрал меня три года назад. Заверить, что я по-прежнему на его стороне. Но приходит еще одно сообщение, и мои внутренности превращаются в сладкое липкое месиво.

« Ты все равно моя любимица. Это никогда не изменится» .

Я безнадежно проваливаю тест по английскому. Проваливаю так, как никогда в жизни, получая позорные 65 баллов – таких отметок, выведенных красными чернилами, я даже ни разу не видела. Мистер Бомонт бросает мне на парту проверенную контрольную работу с запиской, тоже красными чернилами. « ЗАЙДИ КО МНЕ» . Я комкаю листок бумаги вместе с гордостью и запихиваю на самое дно рюкзака.

Когда урок заканчивается, я пытаюсь незаметно проскользнуть за спинами остальных и убежать. Но мне приходится немного подождать, пока Никки выйдет первой. Пока я неловко топчусь возле двери, мистер Бомонт успевает воспользоваться моей уязвимостью.

– Джилл, задержись. – Он встает из-за стола, складывая руки на груди, как разочарованный старший брат, и подходит ко мне, закрывая дверь. – Садись.

– Я опоздаю на следующий урок, – бормочу я.

– Джилл, ты одна из моих самых многообещающих учениц. Просто неудачно написала тест. Думаю, нам надо немного поболтать.

– Поболтать ? – усмехаюсь я. Но, когда смотрю на него, вижу, что он не шутит. В его глазах плещется беспокойство, а руки, сложенные домиком, выдают серьезный настрой. Кардиган застегнут небрежно, так что одна пуговица свободно болтается внизу, а другая, блестящая и круглая, торчит сверху, сбивая воротник рубашки набок. Под глазами у него темные круги, как будто накануне вечером он выпил слишком много виски, а загущенные брови нуждаются в хорошей корректировке. В нем не узнать того Бо, которого мы встретили ночью на заправке три года назад. Он как будто состарился, износился. Помню, тогда его возбуждало и забавляло, что он застукал своих «первенцев» за столь возмутительным занятием.

Теперь он просто выглядит помятым. Никогда не поверю, что он бывший Игрок, вряд ли его пустили бы в элиту. Может быть, в какой-то момент за этой внешней заурядностью и скрывалось нечто большее , но мужчина, что сидит передо мной, не кажется мне особенным. Может, и я такая же посредственность .

– Что случилось? – спрашивает он.

– Не знаю.

– Все ты знаешь.

– Думаю, забыла подготовиться. – Я складываю руки на груди, вызывающе и по-детски. Негоже так разговаривать с педагогом, но после многих лет заискивания перед учителями с целью сбить их с нашего следа это ощущается как победа.

Мистер Бомонт вздыхает и резко откидывается на спинку стула, так что передние ножки отрываются от пола. Интересно, упадет?

– Послушай, Джилл, я же не идиот. Ты ведь знаешь, что я учился в этой школе?

– Видела ежегодники. – Перед глазами встает он, в ту пору сильный и жилистый, с густой шевелюрой, в футболке школьной сборной. Так он выглядел всего десять лет назад. Они с Адамом разминулись лишь на несколько лет.

– Послушай, Джилл. Я знаю, что происходит.

Я задаюсь вопросом, расценивать ли это как признание и принятие того момента на заправке и всех других наших шалостей? Что еще он видит, наблюдая за нами со стороны? Как много знает о том, чем мы занимаемся? На какое-то мгновение в сердце закрадывается надежда. По крайней мере, это может означать, что кто-то меня понимает.

– Вам, детям, приходится нелегко, – медленно произносит он. – Тяжелее, чем мне в вашем возрасте. Я знаю, как сильно на вас здесь давят. И после всего, что случилось с Шайлой… – Он замолкает, и я не могу понять, что кроется в его словах, пытается ли он донести до меня какую-то важную мысль. – Я знаю, как вы двое были близки. И тоже по ней скучаю.