Юлиан Семенов - Детектив и политика. Выпуск №4 (1989)

Четверг, 9 августа. Я узнал, что Временное правительство решило перевезти царскую семью. Место назначения держится в секрете. Мы все надеемся, что это будет Крым.

Суббота, 11 августа. Нам сообщили, что мы должны запастись теплыми вещами. Очевидно, нас отправляют не на юг. Большое разочарование.

Воскресенье, 12 августа (30 июля старого стиля). День рождения Алексея Николаевича (13 лет). По просьбе императрицы для совершения обедни из Знаменской церкви принесли чудотворную икону Божьей Матери. Наш отъезд назначен на завтра. Полковник Кобылинский сообщил мне под большим секретом, что нас отправляют в Тобольск.

Понедельник, 13 августа. Мы должны быть готовы к полуночи, как нам сообщают. Поезд отходит в час ночи. Последние приготовления. Прощальные визиты острову детей, огороду и т. д. К часу все собираются в полукруглом зале, загроможденном багажом. Великий князь Михаил прибыл с Керенским и имел свидание с императором, который был очень доволен вновь увидеть своего брата перед своим отъездом.

Поезд, на котором мы должны отправиться, еще не прибыл, по-видимому, есть какие-то недоразумения с петроградскими железнодорожниками, которые заподозрили, что поезд предназначен для царской семьи. Часы проходят в ожидании, которое становится все более и более томительным. Удастся ли нам отправиться? Начинается сомнение. (Этот случай показывает бессилие правительства.) Наконец около пяти часов нам сообщают, что все готово. Мы прощаемся с нашими товарищами по заключению, которые не могут отправиться с нами [26]. Сердца сжимаются при мысли покинуть Царское Село, с которым у нас связано столько воспоминаний, и этот отъезд, неизвестно куда, вызывает глубокую печаль. В тот момент, как автомобили, на которых мы следуем, вышли из парка, нас окружил конный отряд, проводивший нас до маленького Александровского вокзала. Здесь мы разместились в удобных вагонах. Через полчаса поезд медленно отошел. Было шесть часов без десяти минут.

Какие причины побудили Совет министров перевести императорское семейство? Это трудно установить. Когда Керенский объявлял об отъезде, он объяснял это необходимостью, говоря, что Временное правительство решило принять энергичные меры против большевиков. Должен был наступить период смут и вооруженных столкновений, первою жертвою которых могла бы стать царская семья. Временное правительство считало своим долгом поставить царское семейство в положение, безопасное от событий. С другой стороны, можно было полагать это проявлением бессилия перед крайними партиями, которые, будучи обеспокоены обрисовавшимся в армии движением в пользу императора, требовали ссылки его в Сибирь. Как бы то ни было, переезд царской семьи из Царского Села в Тобольск совершился при благоприятных условиях и без особых случайностей. Отправившись 14 августа в шесть часов утра, мы вечером 17 числа добрались до Тюмени — ближайшей к Тобольску железнодорожной станции — и через несколько часов поместились на пароход "Русь".

На следующий день мы проехали мимо родного села Распутина, и царская семья, собравшись на палубе парохода, могла рассматривать дом старца, выделявшийся ясно среди изб. Это обстоятельство не произвело особого впечатления на царскую семью, потому что Распутин предсказал это. Случайное совпадение обстоятельств еще раз подтвердило его пророческие слова.

К концу полудня, 19 числа, мы неожиданно заметили на одном из поворотов реки зубчатый силуэт Кремля, господствующего над Тобольском, и спустя некоторое время прибыли по назначению.

Дом, в котором мы должны были разместиться, не был еще приготовлен, и мы принуждены были оставаться несколько дней на пароходе, на котором прибыли, и только 26 августа мы расположились в нашей новой резиденции.

Царская семья заняла весь первый этаж губернаторского дома, обширного и комфортабельного. Свита заняла дом Корнилова, богатого тобольского коммерсанта, находившийся на другой стороне улицы, почти напротив губернаторского дома.

Охрана состояла из солдат прежних стрелковых полков императорской фамилии, которые прибыли из Царского Села вместе с нами. Они находились под командой полковника Кобылинского, сердечного человека, искренне привязанного к лицам, над которыми он имел присмотр. Он делал все, что мог, чтобы облегчить их участь.

Первоначально условия нашего пребывания в заключении были такие же, как и в Царском Селе. Мы имели все необходимое. Император и дети страдали, однако, от недостатка места. Они располагали, на самом деле, для прогулок только одним огородом, очень маленьким, и двором, который был обнесен забором, выходящим на широкую и мало-посещаемую улицу, огибающую жилой дом с юго-восточной стороны. Это было далеко не достаточно и, кроме того, означенный огород и двор были расположены на виду у солдат, казарма которых господствовала над всем местом, сохраненным за нами. Наоборот, лица из свиты и прислуга пользовались здесь большей свободою, чем в Царском Селе, по крайней мере первое время, и могли ходить свободно в город или в ближайшие окрестности.

В сентябре прибыл в Тобольск посланный Керенским комиссар Панкратов. С ним прибыл его помощник Никольский, который ранее был в ссылке вместе с Панкратовым. Панкратов был человек довольно образованный, с мягким характером, но тип сектанта-фанатика. Он произвел хорошее впечатление на императора и затем обнаружил привязанность к детям. Никольский же был настоящий зверь, поступки которого большею частью были неблагопристойные. Ограниченный и упрямый, он ежедневно изощрялся в новых притеснениях. Лишь только он приехал, он потребовал от полковника Кобылинского, чтобы нас обязали сняться. Кобылинский возражал Никольскому, указывая, что это совершенно лишнее, так как все солдаты нас знали, — это были солдаты, которые охраняли нас в Царском Селе. Никольский на это ответил: "Когда-то нас заставляли это делать — теперь настала их очередь". Пришлось последовать сказанному, и с этого момента мы получили арестантские карточки с фотографией и регистрационным номером.

Богослужения происходили сначала на дому, в большой зале первого этажа. Настоятель церкви Благовещения со своим дьяконом и четырьмя монахинями получили разрешение приходить для совершения богослужения. Но так как здесь не было алтаря, невозможно было служить обедню. Это было большим лишением для царского семейства. Наконец 21 сентября, по случаю праздника Рождества Богородицы, заключенным было разрешено, в первый раз, отправиться в церковь, чем они были очень обрадованы, но это утешение повторялось очень редко. В эти дни вставали очень рано и — когда все собирались на двор, — выходили через маленькую калитку, ведущую к общественному саду, по которому проходили между двух рядов солдат. Мы присутствовали исключительно на ранних обеднях, почти одни в этой церкви, едва освещенной несколькими восковыми свечами, — публика строго не допускалась. По дороге в церковь или на обратном пути мне часто приходилось видеть людей, осенявших себя крестным знамением или падавших на колени при прохождении Их Величеств. Вообще жители Тобольска оставались очень расположенными к царскому семейству, и наша охрана должна была беспрестанно принимать меры, чтобы воспрепятствовать им останавливаться перед окнами или осенять себя крестным знамением, проходя мимо дома, занимаемого царским семейством.