Мария Воронова - Без подводных камней [litres]

Шубников сообразил, что настал удобный момент:

– Да, я слышал о вашей совместной работе с Валерией Михайловной и с профессором Павловым.

Гаккель закрыл глаза и улыбнулся:

– Саша, говорите прямо, вас удивляет, что на суде Лерина работа была подана как бред, а я молчал? Но это была стратегия защиты.

– Я понял.

– Ну вот и все. Не Павлик же я в конце концов Морозов, чтобы родную невестку подводить под монастырь.

Шубников сказал, что ему просто стало любопытно, почему он сам ничего не знал об этой работе, хотя до командировки старался быть на передовом крае науки.

– Подпольщики не кричат о своей деятельности на всех углах, доверяют только посвященным, – хмыкнул Гаккель, – а если серьезно, откуда бы вы могли узнать? Наши статьи не печатали, на конференции с докладами не выпускали… Я на хирургическом обществе один раз попытался, потому что, слава богу, имею авторитет, так меня чуть прямо с трибуны не увезли в дурдом за крамольные идеи. Ах, Саша, забронзовела у нас в последнее время все-таки наука! В хирургии это не так сильно чувствуется, ибо какая у нас с вами, в сущности, премудрость? Мягкое режь, твердое пили, где нет дырки – сделай, где есть – зашей, и сшивай красное с красным, а белое с белым.

Шубников не хотел, а засмеялся.

– Вот… – Валерий Николаевич рывком поднялся и взъерошил свои густые с сильной проседью волосы, – а у Леры в науке такая парадигма, что свежий ветер новизны может подуть только из-за границы. Родной отечественный Вася Иванов до смерти будет лбом стучаться в запертые двери, никто в его сторону даже головы не повернет, зато когда через тридцать лет какому-нибудь Джону Смиту придет в голову та же идея, тут мы сразу отреагируем и посадим чьего-нибудь сыночка или доченьку на ее разработку. Так жаль, что Лера вернулась в науку, когда папа уже умер и ничем не мог помочь… Сейчас бы уже наверняка Нобелевку получала, но, увы, история не знает сослагательного наклонения.

– То есть на суде свидетели все-таки наврали?

– Ой, ладно вам! Маринка же ЛОР, для нее главное в человеке – это гланды, а все остальное непонятно, зачем к ним приделано. Какие-то там лимфоциты, антитела, макрофаги, в самом деле, бред какой-то!

Шубников хотел напомнить, что гланды являются частью кольца Пирогова – Вальдейера и принимают в иммунном ответе самое активное участие, но решил не ослеплять собеседника своей эрудицией.

– И Шацкого тоже не обвинишь, потому что он своими куриными мозгами так и думал, а на суде с большим удовольствием повторил, – Гаккель прошелся по кабинету, сильно нажимая кулаками на поясницу. – Это у него апломба много, умеет пыль в глаза пускать, а по сути темный и серый, как ноябрьское утро, и, как всякая серость, не выносит одаренных людей. У него бы просто язык не повернулся признать, что Лера – умнейшая женщина. Нет, за лжесвидетельство вы его никак не притянете.

– Как же Валерия Михайловна все это терпела? – вырвалось у Шубникова.

– Как все гении терпят, так и она. А если серьезно, у нее есть одно очень полезное свойство: она умеет отделять себя от своих неудач. Дело, вот что для нее главное. А успех, Сашенька, вообще штука капризная, – Гаккель со стоном наклонился назад, потом вперед. – Вы простите, но у меня еще две операции впереди, поэтому давайте к сути. Ответственным дежурным в клинику пойдете? Плюс соискательство оформим, и чем быстрее напишете работу, тем скорее возьму на кафедру. Устраивает?

Валерий Николаевич, морщась, облокотился на край стола и стал выгибаться, как кот, видно спина сильно мучила его. Шубников подошел, пробежался пальцами по позвоночнику.

– О… – застонал Гаккель, – какое блаженство. Не врали люди, когда говорили, что у вас легкая рука.

Под тонкой тканью Шубников нащупал уплотнение мышцы, аккуратно размял.

– Пояс штангиста надо носить, – посоветовал он, – и у стола не горбиться. Вот вы, гражданские, строем не ходите, оттого у вас спины и болят.

– Святая правда, хирург начинается с осанки.

– Ну все, сделал что мог.

Гаккель выпрямился, с сосредоточенным лицом покрутился из стороны в сторону.

– Болит?

– Ни капли. Вы теперь просто обязаны на мне жениться, как честный человек, – засмеялся Валерий Николаевич, – ибо так хорошо мне не было уже очень давно. Так что? Говорю с начмедом?

Шубников растерялся. Неужели сейчас его судьба решится, как по мановению волшебной палочки, и Гаккель, предположительно жестокий убийца, откроет ему путь к возвращению в мир большой хирургии? Через две недели обязательной отработки в поликлинике он уже будет делать ту работу, которую знает и любит и которой заслуживает. Наконец-то мир поворачивается к нему лицом!

– Вы мне сейчас быстренько набросайте автобиографию, – Гаккель лег на диван и закинул ноги на спинку, но Шубников понимал, что это не хамство, а необходимость. Надо снять тяжесть от стоячей работы.

– Простите, Валерий Николаевич, но я вынужден отказаться, – вздохнул он.

– Звиняйте, батько, других ставок пока немае.

– Нет, что вы, я ни на что не претендую, просто пока не готов.

– Что ж, Саша, понимаю. И с тем большим удовольствием возьму вас, когда вы будете готовы.

– До свиданья, Валерий Николаевич.

Шубников так задумался, что пошел к метро пешком, а не подъехал на трамвайчике, к тому же плелся нога за ногу, и только на перроне метро, посмотрев на угловатые оранжевые цифры в черном прямоугольнике электронных часов, сообразил, что у него сегодня вторая смена и прямо сейчас он туда уже опаздывает.

К поликлинике он мчался, лавируя между пешеходами и наступая в глубокие лужи, но, тормозя у крыльца, чтобы принять солидный вид, сообразил, что бежал быстрее и устал меньше, чем раньше. Неужели из-за того, что несколько дней не пил?

А вдруг что-то из этого получится и он внесет свою скромную лепту в борьбу с алкоголизмом, затеянную партией и правительством? Шубников вообще считал эту инициативу полезной, но исполняемой крайне дубово и нерационально. Ведь при общем детском негативизме населения, чтобы раз и навсегда покончить с пьянством, достаточно просто призвать народ беспробудно квасить. Спустить какой-нибудь план по потреблению на душу населения, по дракам и пьяным зачатиям, устроить соцсоревнование, кто быстрее сопьется и сколько работников доведено до белой горячки. В программе «Время» показывать бравурные репортажи, что район такой-то лидирует по количеству избитых по пьяной лавочке жен, но передовик производства Иван Кузьмич не собирается останавливаться на достигнутом, он мудохает не только законную супругу, но и любовницу. Годик такой обработки, и все. Самая трезвая и самая приличная страна будет, потому что «назло» – это фундаментальный принцип нашего бытия.