Анна и Сергей Литвиновы - Тебя убьют первым [litres]

– Ага, ядом мажут ручку входной двери, – фыркнула я. – А после этого шум на весь мир.

Но при словах о бытовухе и пьяной разборке мне в голову вдруг пришла одна мысль.

– Дядя Радий, – сказала я. Иногда я позволяла себе так его называть, и он был не против, хотя никакой он мне, конечно, не дядя. Звучало по-школьному, по-детски – но, с другой стороны, красиво, с аллитерацией на «д»: ДяДя РаДий. – Вы ведь в ту ночь, когда с Талгатом встречались, после в гостиницу вместе с Еленой вернулись…

– Подсматривала за нами? – ухмыльнулся ракетчик в отставке.

– Немножко, – не стала отпираться я.

– Я, когда позавчера от Талгата после пьянки вышел, решил пройтись немного. Здесь ведь мой родной дом рядом, на улице Сейфуллина. Моя квартирка самая первая по жизни, которую мы с Эльвиркой получили, Машка там родилась. Ну, я пошел, прямо там, во дворе, на детской площадке посидел, поностальгировал. Там теперь в половине квартир окна кирпичами заложены. (Но в моей живет кто-то.) А ведь когда-то мы там были молодыми, обставляли это жилье, занавесочки шили, кастрюльки покупали, мечтали. И не только о румынской мебели, но и о Луне, о Марсе. Все было на подъеме – и мы, и страна. А теперь – эх, сплошная разруха. В общем, посидел я, а потом пошел назад, домой, к гостинице. И вдруг вижу: Елена откуда-то идет. Ну, мы и пошагали вместе.

– Вообще-то странно, – заметила я. – Она говорила в тот вечер, что устала, пойдет в номер отдыхать. А сама гулять отправилась.

– Женщины! Непостоянство им имя.

– А вы далеко от жилища Талгата с ней столкнулись?

– Да практически рядом. А на что ты намекаешь?

– Смотрите: Елена как-то обмолвилась, что она родом из этих мест. Типа, детство здесь прошло, на Байконуре, юность, в школе тут училась. Вот и получается – ей сколько лет? Около пятидесяти. А Талгату? Под семьдесят. Значит, когда она молодая была, он – в самом соку. Вот и могло быть: он ее, допустим, совратил, а она сейчас приехала ему отомстить. Или Елена его дочка незаконнорожденная. Вон у нее и глазки слегка раскосенькие.

– Что-то ты совсем, по-моему, запридумывалась, – мягко осадил меня Денис.

– А что? – стала защищаться я. – Почему-то убийство Талгата Мусабаевича ведь с приездом нашей группы сюда совпало.

– Придется допросить Елену, – хмыкнул Радий Ефремович. – С третьей степенью устрашения.

– Да вы шалун, батенька, – улыбнулась я. – Какие вам мысли в голову приходят. Третья степень устрашения. Наручнички, ага.

– Мы даже не знаем, в какое точно время убийство произошло, – напомнил Денис. – Что тут говорить о Елене? Или о разоблачающих материалах. Может, это вчера сосед к Талгату за спичками зашел, и они чего-то не поделили.

– Ладно, – хлопнул ладонью по столу Радий. – По-моему, мы начинаем переливать из пустого в порожнее. Давай по последней, на ход ноги, и мы с Викой пойдем.

– Она сегодня останется у меня. Правда, Вика?

И хоть мне самой этого ужасно хотелось, я фыркнула:

– С чего это вдруг?

– Нам надо поработать над документами, – сказал красавчик и обнял меня.

– Ты у меня смотри, орел! – взвился отставник. – Больно быстрый! Девчонку мне не обижай!

– Ни в коем случае, – улыбнулся Денис, продолжая меня обнимать. Я прямо растекалась в его объятиях, и отрываться не хотелось.

– Будешь плохо себя вести, мы тебя с Владькой допечем! У нас длинные руки!

– Хорошо, я учту.

– Она не безотцовщина какая-нибудь. У нее папаша – в университете в Калифорнии профессор. Американский подданный. Если что, устроит тебе неприятности на международном уровне.

– Ладно, ладно, – мягко улыбался мой парень.

А когда заговорившийся, в силу старческой ригидности, и выпивший свою рюмку Рыжов наконец ушел, Денис начал прямо в коридорчике ласкать и целовать мое лицо и руки, а потом мягко повлек в сторону спальни.

Радий Ефремович Рыжов был решительный малый. С младых ногтей – и до старости. Особенно в том, что касалось женщин.

Однажды он Жанну упустил. Не сберег, не уговорил, не додавил. И ее убили. Поэтому потом в течение своей долгой жизни он делал все, что мог, все, что только было в его силах, чтоб завоевать женщину. Покорить и победить. Ради ее же блага. Ради ее же защиты.

Иногда это не приносило в итоге счастья – как с женой Эльвиркой. Хотя, если разобраться, Машку вырастили, выучили. А что может быть важнее в жизни, чем дать новую жизнь?

Так думал отставник, шагая по вечерним улицам Байконура в сторону гостиницы. Этот город когда-то рос на его глазах, каждый год прибавлялись новые дома и целые кварталы. А теперь он потихонечку умирает.

От улицы 50-летия Советской Армии (нынешнего проспекта Абая) Радий срезал дворами – ноги помнили, как быстрее пройти к главной площади и штабу. Во дворах четырехэтажек было грязно. Сушилось белье. Никаких фонарей, только бессонная вывеска бара в каком-то полуподвале.

Рыжов пересек по диагонали центральную площадь – от универмага (сейчас закрытого, но увешанного лампочками) к гостинице. На противоположной стороне белел за памятником Ленина недоразрушенный Дом офицеров.

Обычно здесь, на площади, ставили елку, и в новогоднюю ночь, уложив детей, сюда приходили молодые офицеры с женами. А постарше – с детьми. Собирался целый город. Было шумно, пьяно и весело. Разумеется, если ты не был в ту ночь на боевом дежурстве.

Рыжов спешил. Опрометчиво он оставил Елену на целый вечер с Владькой. Хотя кто знал, что так все обернется с Талгатом? Да и потом, Владька ему не конкурент. Он всегда интеллигент был, слишком хлипкий и трепетный. Начинает с дамами разводить турусы на колесах: бе, ме. А с ними надо просто: быстрота и натиск. Бац – и на матрац.

Но, войдя в гостиницу, сначала заглянул к себе. Разделся, выпил креона – что-то поджелудочная от алкоголя и беспорядочного питания начинала пошаливать. Взял слегка початую бутылку коньку.

Разумеется, он помнил, где живет Елена. Постоял у ее номера, послушал. За дверью было тихо, но свет горел. Бывший ракетчик вежливо постучал. Она отворила, не спрашивая кто. Была в стильном спортивном костюме, в тапочках. Значит, Владька никакого успеха не добился и был, надо думать, вежливо послан. Ну и правильно. Ну и молодцы.

– Есть важное сообщение, – сказал он с порога.

Она, не чинясь, пропустила его.

– Присядьте.

– Талгата убили, – выпалил он.

– Да вы что?! Это тот ваш друг-отставник?

– Да-да. Мы были сейчас у него. Только вы никому пока. Мы из его квартиры сбежали. Он там лежал в коридоре, в луже крови. Мертвый.

– Боже, какой кошмар!

– Да, давайте помянем.

– Мне чуть-чуть, чисто символически. – «Всегда в моей жизни женщины просят наливать чуть-чуть, чисто символически. Никто не требует: ты что, краев не видишь?» – усмешливо подумал офицер в отставке.