Канаэ Минато - Виновен

– Ну, за нас! – сказал Танихара и наконец заметил, что у Фукасэ, а также у Хиросавы нет в руках банок.

– Извините, я не могу пить, – сказал первым Хиросава, сложив руки в виноватом жесте, и Фукасэ тут же повторил его движение. До сих пор он считал, что Хиросава во время их совместных трапез не пил спиртное просто из вежливости. Оказывается, и ему нельзя… Фукасэ не помнил, чтобы они вообще говорили о том, кто пьет, а кто нет. Но раз все разделились на пьющих и непьющих, он не будет чувствовать себя таким неполноценным.

– Как не можешь, почему? Это не компания, а черт знает что, – не скрывая недовольства, сказал Танихара и с силой опустил свою банку на деревянный стол. «Бам!» – от резкого звука Фукасэ весь сжался.

– Зачем так грубо? – попытался сгладить ситуацию Асами, но Танихара отмахнулся и от него:

– Отстань.

Фукасэ пробормотал извинение, но Танихара будто и не слышал его. Его недовольство обратилось на Хиросаву.

– Ты и в обед пошел один карри есть, и теперь не пьешь со всеми… Делаешь все как тебе вздумается. Это я могу понять, но, смотрю, думаешь ты только о себе.

– Я не могу из-за здоровья… – смущенно пробормотал Хиросава, уставившись в одну точку на столе.

– Что ты сказал?! – заорал Танихара, но тут вмешался Асами и унял его. Тогда Танихара повернулся к Фукасэ:

– Фукасэ, ты вообще не пьешь, да? А ты хоть пробовал когда-нибудь?

– Пробовал…

Ему не хотелось создавать впечатление, что он вообще не имел никакого отношения к вечеринкам и выпивке; но, если б это было действительно так, как было бы хорошо!.. Фукасэ стал вспоминать прошлое. Он никогда не думал, что ему нельзя пить. Отец не был пьяницей, но считал само собой разумеющимся каждый день за ужином выпивать кружечку пива или чашечку-другую сакэ. Были у него и излюбленные марки алкоголя. Однако отец никогда не заставлял его самого напиваться с ним, как это случалось, по рассказам, у некоторых однокурсников Фукасэ.

…Впервые он попробовал пиво в двадцать лет, приехав домой на Новый год. Тогда дядя и тетя поздравляли его с совершеннолетием, и во время совместного ужина дядя со словами «хватит церемониться» налил ему пива. Мама, подававшая еду, попробовала тихо вмешаться, но Фукасэ, решив, что с ним опять обращаются как с ребенком, бодро поднес стакан к губам и проглотил напиток. Горько, невкусно, но не противно. Это было такое же ощущение, как при первой дегустации черного кофе.

Теперь главное не торопиться, распробовать вкус, думал тогда Фукасэ. Вдруг он почувствовал зуд в области живота. Попробовал почесаться, засунув руку под кофту, но зуд понемногу распространялся все дальше. Что такое? Фукасэ поставил стакан и задрал кофту кверху. «Ай!» – вскрикнула тетя. По всему животу у него пошли пятна, словно пальцами как попало размазали красную и белую краску. Пятна показались на спине и шее; в конце концов красный цвет победил белый, все тело стало багровым и страшный зуд, как будто через Фукасэ пропускали электрический ток, охватил все его члены. Ему оставалось только биться в агонии.

Родители с беспокойством собрались вокруг него; но они явно не были удивлены, не проявляли признаки паники и не собирались вызывать «скорую». Наверное, когда он был маленьким, отец давал ему лизнуть алкоголь. Или он сам выпил что-то, перепутав с водой или чаем… Видимо, тогда были такие же симптомы, поэтому родители и знакомы с ними. Поэтому-то они и не предлагали ему алкоголь даже по достижении двадцатилетнего возраста.

Если это так, могли бы и предупредить. Когда кожа чешется снаружи, можно, хотя и расчесав до крови, немного заглушить зуд, но когда чувствуешь, словно под кожей на глубине пяти-десяти сантиметров у тебя ползают сотни гусениц, можно лишь извиваться и корчиться. Только когда ему дали попить воды, и она вышла обратно со рвотой, он смог хоть немного прийти в себя…

Вот о таких обстоятельствах вкратце рассказал Фукасэ.

– Не могу такое представить, но, по-любому, это ужасно, – сказал, содрогаясь, Танихара, который терпеть не мог гусениц, и потер ладони.

– Надо было нам купить что-то безалкогольное, хотя бы колу, – сказал виновато Асами, оглядываясь на большой холодильник. Казалось, что он, как будущий учитель, раскаивается – мол, не предусмотрел, что все люди по-разному устроены.

– Ну, ничего не поделаешь. Конечно, вам будет невкусно, но давайте вы вдвоем выпьете воды. Забудем, что было, и снова поднимем бокалы! – сказал Танихара: видимо, и он оставил попытки заставить друзей выпить. Но в этот момент…

– Я выпью. – Хиросава взял банку и потянул за кольцо. Фукасэ почувствовал, что щелчок от открывающегося пива словно смягчил атмосферу в компании.

– Не надо через силу, – с беспокойством сказал Асами и обратился за поддержкой к Танихаре.

«Не надо, остановись…» – Фукасэ не сказал этого вслух, но пытался взглядом призвать Хиросаву не пить.

– Да нет, ничего. Я послушал рассказ Фукасэ; у меня нет такой серьезной причины отказываться. Я просто, когда пью, сразу засыпаю, поэтому убираться, возможно, вам придется без меня, – сказал Хиросава и поднес банку к губам. – Теперь я тоже в компании. Хотя ты, Асами, умеешь пить как никто… А убраться можно и завтра, вместе. Ну, давайте!

Танихара тоже поднял банку, за ним – Асами. И Фукасэ за компанию поднял свою.

– Ну, за семинар профессора Ямамото и за нашу первую половину путешествия на плоскогорье Мадараока!

Они чокнулись банками. Звук, разумеется, вышел глухим, но в памяти Фукасэ в тот момент в прозрачном воздухе прозвенели колокольчиком тонкие, изящные бокалы для шампанского. Как в подростковом сериале…

Дух напряженности, витавший между ними до тоста, рассеялся с первым кусочком жареного мяса. Вне всякого сомнения, даже если б Фукасэ не рассказал о причине своего трезвенничества или Хиросава не стал бы насиловать себя и выпивать, даже если б все обернулось гораздо хуже, благодаря мясу тут же исправилось бы.

Фукасэ каждый день испытывал, как умиротворяет душу хороший кофе, а теперь, поглощая горячую еду, он сполна почувствовал, как хорошее мясо заставляет сердце подпрыгивать от радости, а лицо – искренне улыбаться. Мясо, испещренное жировыми вкраплениями, было так нежно, так таяло на языке и приятно проскальзывало в горло, что хотелось еще и еще класть его в рот.

– Это самое вкусное мясо в моей жизни, – преувеличенно театрально сказал Танихара. Фукасэ и остальные, уплетая угощение, выразительно кивнули в знак согласия.

– Перед Мураи неудобно, – сказал Хиросава, проглотив свою порцию.

– Да, жалко, что его сейчас нет с нами. Но за мясо можно не беспокоиться: он, наверное, дома каждый день такое ест, – заметил Танихара, отправляя в рот еще кусок.