Оксана Обухова - Плюшевый оракул

Сергей огорченно почесал в затылке. Потом, прикинув что-то, пошарил в своей папке и извлек еще одну фотографию.

— Вот, — сказал. — Отпечатал, когда еще Окунев не побывал в больнице и ему там не сказали, что горничная Елизарова без дураков больна.

— Елизарова? Я ее знаю, — изгибая шею и приглядываясь к фотографии, сказала Вероника. — Это Жанна. Она больна?

Давыдов хмыкнул.

— Когда Елизарова узнала, что всей обслуге придется проходить детектор лжи и обыск, упала в обморок. Как подкошенная. Тогда как раз для бабушки Сальниковых вызвали неотложку, той схудилось. Но эта «скорая» увезла не сальниковскую бабушку, а их горничную. Причем с сиреной, у Елизаровой давление чуть ли не до нуля упало.

— Бедняжка, — прошептала Вероника.

— Да не совсем, — снова ухмыльнулся недополицейский. — У Жанны в сумке банку черной икры нашли. Слямзила из господского холодильника и уже в больнице рыдала перед Окуневым: «Муж скоро приезжает, хотела побаловать любимого!..» Короче, поняла, что кража икры выплывет наружу, сердечко слабое, со страху в обморок и рухнула. Будешь на нее гадать? — спросил обреченно. — Тут-то кража — была. Правда, икры.

Вероника подтянула к себе снимок, начала тасовать колоду…

— А муж у нас — кто? — спросила, не отрывая взгляда от фотографии.

— Вахтовик. Работает на Дальнем Севере, месяцами дома не бывает.

Вероника приступила к раскладу вокруг снимка миловидной натуральной блондинки с редкими для таких беляночек темно-карими глазами, игривыми ямочками на щеках и полными губами, слегка подведенными сдержанной помадой. Эту молодую женщину Ника неплохо знала, на всех «выездных сессиях» к Сальниковым горничная была на подхвате у кондитера, показывала, где что лежит.

Хотя после последнего представления Ника наводила порядок уже одна, Жанна к ней не заглядывала. Помощь не особенно была нужна — чтоб разместить хозяйские столовые приборы в посудомоечной машине и расставить что-то на рабочем столе, большого ума не нужно. Кухни, где вкалывают профессионалы вроде Ангелины, устроены с исключительной разумностью.

Вероника плавно раскладывала карты, уже при появлении первых в пищеводе и желудке появилось нехорошее жжение. Как будто уксуса глотнула.

Приглядевшись к полному раскладу, Ника потрясенно прошептала:

— Это она, что ли… Нет, подожди! — выпалила и начала дотрагиваться до карт, словно поглаживая их и умоляя не обманывать. Напротив Полумятовой сидела не подружка, зашедшая поболтать о всякой всячине и попутно погадать на суженого, а представитель серьезной карающей организации. Тут ошибиться никак нельзя! Разговор касается судьбы миловидной женщины лет тридцати, к липким ручкам которой прилипла баночка икры, а не «сильфида».

— Что? — оживился представитель. — Ты что-то увидела?

Вероника дотянулась до коньячной бутылки, слегка вибрирующими руками плеснула в свой бокал. Многовато, на два пальца. И медленно выцедила половину, не отрывая взгляда от карт. И чуть насмешливого лица на фотографии. При личном знакомстве это улыбчивое лицо показалось Нике милым и простосердечным, но карты впечатление отвергли напрочь. Показали дно. Темное и мутное. Намешано там столько, что стоит еще и еще раз подумать.

Давыдов терпеливо ждал. Наверное, с таким выражением лица просящий дожидался ответа жрицы-пифии из храма Аполлона в Дельфах. Там, правда, вроде бы требовался некий ритуал — жертвоприношение и омовение? — но навряд ли что-то поменялось бы, если б Давыдов и Полумятова предварительно сходили в баню и закололи петуха. Суть происходящего проста и неизменна: просящий ждал, современная пифия, кажется, знала ответ на его вопрос, но не решалась его озвучить. Страшно! Обвинять простую труженицу в нехорошем.

Хотя… грешков у Елизаровой в любом случае навалом. Приступим, помолясь.

— Ты сказал… — медленно заговорила Вероника, — у Елизаровой любимый муж скоро приезжает? Вахтовик. Не был дома несколько месяцев. Так?

— Ну.

— А вот и не «ну». Недавно у нее была марьяжная постель, вот, в голове лежит. И законный муж — король червей — в ногах валяется. А там же, где ему самое место, под сердцем, спрятался другой король. Брюнет. — Вероника выразительно посмотрела в распахнутые глаза стажера. — Елизарову окружает вся возможная дрянь из этой колоды, — похлопала «оракул» ладонью по стопочке карт, оставшихся невостребованными. Замолчала, и Давыдов попросил уточнить:

— Какая-какая постель?

— Марьяжная. Любовная. И отнюдь не с мужем, который на Севере деньги заколачивает.

— А воровство есть?

— Ну, если за банку икры могут прилететь зараз такие бубны, как туз и десятка… разом, повторяю… то да. Эту икру она считала золотой.

Ника вновь склонилась над столом и начала делать новый расклад возле улыбчивой фотографии. Основной, на прошлое, настоящее и будущее. С прежними пятью снимками ей не захотелось попусту терять время, но предварительный расклад «голова-руки-ноги» Елизаровой потребовал продолжения.

И подтвердил предварительный вердикт:

— Особа — темная, — допив остатки коньяка «на два пальца», кивнула Ника и зябко повела плечами. — И что еще хочу сказать, Сережа, Елизаровой угрожает опасность. Смертельная. Опасность на подходе, близко. По краю горничная ходит.

Сергей облизнул губы и хрипло произнес:

— Не шутишь?

— Если только карты пошутили. Но ты сам видел: прежние расклады цвели практически равномерно красным цветом, у Елизаровой — сплошная чернота.

— Да, — просипел Давыдов. — Вижу. Неужели так бывает? Поверить не могу… Действительно, когда ты на других гадала, пики почти не выпадали, а здесь… такая разница! — и уважительно поглядел на Веронику. — Ну ты даешь, Ника. Окунев, кстати, тоже за эту Елизарову вначале уцепился. А у него — глаз алмаз! Правда, потом он от нее отцепился. Врачи сказали — Елизарова гипотоник, у нее от стресса так давление упало, едва откачали. И, что важно, до того, как прислуге объявили, что все должны пройти детектор и обыск, она вела себя спокойно, ничем не выделялась. А как поставили всех строем перед шефом и сказали — обыщем, «обкатаем», только тогда рухнула. Без чувств.

— Артистка? — предположила Вероника.

Давыдов кисло буркнул:

— Тонометр не обманешь. У нее давление, говорят, чуть ли не на нуле стояло. Какая уж тут артистка, едва жива осталась. А Окунев ведь… на нее поставил, — напомнил с грустью. — Елизарова тебе помогала, шастала по всему дому, типа приглядывала за порядком. Она вполне могла ценности в твою сумку подложить, чтоб ты их вывезла, потом как-то позвонить подельнику, и тот разыграл спектакль с фиктивным кейтери…

— Подожди! — перебила Вероника. — Еще раз про мою сумку!