Ирина Лобусова - Гранатовый дом

Людей внутри было не много. Нужный ему человек, которого Емельянов узнал сразу, сидел спиной к двери, поэтому, к счастью, его не видел. За столиком он был один. Перед ним высилась большая кружка с белой пенной шапкой. На тарелке была разложена незатейливая закуска из копченой рыбы и креветок. Видно было, что человек нервничает — он постоянно поглядывал на часы.

Клиент опаздывал, и у вора, желавшего продать ворованную машину, это вызывало нервозность. Усмехнувшись, Емельянов достал свой верный пистолет «макаров», снял с предохранителя и, пряча руку за отворотом расстегнутой куртки, пошел к столику. Затем ткнул человека стволом пистолета в спину, между лопаток:

— Не двигаться. Уголовный розыск. Руки на стол.

Вздрогнув от неожиданности, мужчина вытянул руки. Емельянов быстро захлопнул на них наручники. Затем развернул к себе.

— Ну привет, старый знакомый!

Перед ним сидел… шофер Николай, мифический сотрудник киностудии с внешностью простоватого деревенского парня. Лицо его скривилось.

— Ты… — он грязно выругался сквозь зубы.

— Ну, шагай, клиент не придет. Подставили тебя, парень.

Емельянов вывел вора из кабачка под испуганными взглядами окружающих.

— Где тачка? — спросил опер, когда они вышли на улицу.

— Вон, — Солнце кивнул на старый «мерседес» синего цвета, стоящий на небольшой самодельной парковке возле кафе.

— Отлично. А ну-ка открывай, и сядем. Есть разговор не для посторонних ушей.

Несмотря на то что руки его были скованы, Солнце легко справился с автомобильным замком. Они уселись на заднем сиденье. Емельянов отобрал у вора ключи.

— Хорошо замаскировался, — усмехнулся. — И какова добыча?

— Так, по мелочи, — хмыкнул тот.

— Тачку у кого спер?

— Чтобы я сам себе срок сделал?

— Послушай, дурик. Хотел бы я тебе прилепить срок, разговор наш с тобой был бы в другом месте. Но ты мне нахрен здесь, в моем городе, не нужен. Поэтому говори, как есть. И помни: со мной шутки плохи. Я и в колено выстрелить могу. При попытки к бегству. Так у кого?

— У режиссера одного, — вор отвел глаза.

— Ты знаешь, почему тебя сейчас подставили? Потому, что ты залез на чужую территорию, и все такое. Понимаешь, почему тебя со всеми потрохами сдали?

— Нет, — и в голосе вора, и во всей фигуре появилось плохо скрываемое напряжение.

— Чтобы сделать из тебя суку, стукача!

Николай выругался. Емельянов усмехнулся:

— Вот мы сейчас с тобой поедем в отдел, оформлю я твое задержание, и знаешь, кто навестит тебя в камере на следующий день?

— Нахрена ты мне все это говоришь? — разнервничался тот. — Вези, куда хочешь.

— Значит, могу везти?

— Что тебе надо? Что хочешь взамен? — В глазах вора появился интерес.

— Сделку, — веско ответил опер.

— Смотря какую, — хмыкнул тот.

— Отлично, едем в отдел!

— Нет, подожди, — вор заерзал на сиденье, — ты скажи, чего хочешь… Может, все полюбовно решим.

— Ничего я с тобой, сукой, решать полюбовно не буду, — сказал Емельянов, — а сделаешь ты все так, как мне надо. И если идешь ты на мою сделку, то выполнишь все так, как я скажу тебе, в точности. И кочевряжиться не будешь. А нет — я везу тебя в отдел, где тебя опустят по всем статьям. Ты меня хорошо понял?

— Ну… — Солнце отвел глаза в сторону и вздохнул. — Говори.

— Нет, ты все хорошо продумай. У тебя есть выбор. И заметь, ты сам влез в это дерьмо, никто тебя не толкал. Ты жирный кусок захотел ухватить. Портовый город. Всякую шушеру, такую, как ты, несет к морю. Хлеб с маслом и с красной икрой! Да только попал ты как кур в ощип. Тут с одной стороны свои воры, которые тебя на ножи поставят, а с другой — КГБ, которое наложит на тебя свою чугунную лапу, и будешь ты, как шестерка, под их дудку на своих задних лапках плясать. Так что хорошо думай. Сейчас придется сделать выбор.

Вор задумался. Прошло несколько минут. Константин не торопил его — не в его интересах было торопить.

— Говори, — наконец кивнул Николай. — Все сделаю.

— Хорошо, — ответил Емельянов. — Если не соскочишь — я все тебе объяснил. Значит, теперь ты делаешь следующее. Сейчас мы вывезем тебя из Одессы. Отвезем в Паланку. Там быстро пройдешь переход через Днестр и свалишь в соседнюю республику Молдавию, с тем, чтобы больше никогда не показываться в Одессе. Из Молдавии вали куда хочешь, но чтоб здесь и духу твоего не было! Понял?

— Понял, — с облегчением выдохнул вор. — Ну, это куда ни шло… Вещи можно взять?

— Нет, — с нажимом ответил Емельянов. — Документы фальшивые у тебя с собой есть, в этом я не сомневаюсь. Да и деньги, судя по всему, тоже. Вещи новые наворуешь. И если денег нет — деньги тоже. Да, и тачку эту прямо здесь оставишь. Ты меня понял?

— Понял, — даже с радостью кивнул вор.

— Убирайся из моего города! — сказал Константин, думая про себя: «Подавись, сука Тищенко, вместе со своим Печерским». Выпускал вора он им на зло.

Они пересели в служебную машину.

— Поехали, отец, куда скажу, — обратился Емельянов к шоферу, — заправимся по дороге.

Больше никто не проронил ни единого слова. Солнце сидел на заднем сиденье, рядом с Емельяновым. Вел он себя спокойно, все время молчал, смотрел в окно.

Выехали из Одессы. Ехали долго. Наконец прибыли в Паланку, где черной лентой в темноте виднелся Днестр.

— Переход на другой берег там, — сказал Емельянов, когда они вышли из машины, — и помни, о чем я тебя предупредил. Если нарушишь наш уговор, я тебя найду. А теперь — убирайся.

Он снял наручники. Вора не пришлось уговаривать дважды. Мгновение — и он скрылся в темноте.

— А знаешь что, отец? — сказал Емельянов, возвращаясь в машину. — Есть здесь у дороги хороший ресторан? Было бы здорово устроить поздний ужин или ранний завтрак!

— Найдем, — оживился шофер.

Что касается Константина, то глаза его сверкали. Никогда еще он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.

На следующий день Емельянов появился на службе только к обеду. После ночного путешествия никак не мог заставить себя рано встать. И прямо на входе, отмечая его пропуск, дежурный сказал, что срочно нужно подняться к Тищенко. Константин зашел в кабинет начальства.

— Емельянов, ты отстранен от всех дел до проведения служебного расследования, — с ходу заявил Тищенко.

— Причина? — улыбнулся опер.

— Сокрытие и незаконное изъятие улик в деле государственной важности, — пафосно прокомментировал начальник.

— Да ты шо! — открыто засмеялся Емельянов. — Скажи, а чем ты эту свою шавку, Карова, так заинтересовал? Ведь это он принес записку, так? Спер из сейфа в моем кабинете.

— Записка фигурирует в деле о преступлениях против государственной безопасности, — уже менее уверенно заявил Тищенко, — а ты выкрал ее из дела. Ну… Незаконно изъял. Теперь будет проводиться служебное расследование.