Силуан Туманов - Вера. Детективная история, случившаяся в монастыре [litres]

До часовни оставалось шагов двадцать, как в глаза ей ударил яркий свет фонаря и решительный голос произнес:

– Стой! Кто тут? Что вам здесь надо?

– Ох, напугали! Свои, Сергей Семенович!

– Вы, Вера Георгиевна? А вы-то что здесь делаете?

– Да вот решила разобраться с таинственными огнями. Похоже, и у вас та же идея возникла?

– Возникла, возникла… Меня эта «нечистая сила» под боком никак не радует. Пару раз приходил, но улова никакого: пустые стаканы, яблоки, подушка. То ли местные подростки-алкаши, собирающиеся тайком от родителей, то ли чье-то любовное гнездышко. Как им не холодно-то?!

У часовни послышался шорох: кто-то оступился на битом кирпиче.

– Не подходи!

Выхваченный из темноты фонариками парень лет двадцати пяти с куском железной трубы был настроен совсем неприветливо. В глазах его бегали искорки страха.

– Ой, не трогайте, не трогайте его! – раздался за спинами испуганный женский голос, и между ними и парнем возникла… Виктория.

– Вика? Ты? Что происходит? А это кто?

– Ну, вот вы, Верочка Георгиевна, все и узнали. Мы тут уже месяц с Васей встречаемся. Он местный. Ну что ты молчишь, поздоровайся, Вася! Да бросай ты эту железяку, что ты за нее схватился? Теперь уже все равно, бросай! Ведь уже все равно теперь, да, Верочка Георгиевна? Все теперь уже по-другому будет.

– Неосторожно как, Вика! А если кто из посторонних увидел бы свет? Могли бы и проверить прийти.

– Ой, да ладно! Все же знают, что здесь «призраки», вот мы здесь и встречались. Вася подавал мне знак фонариком, я видела и прибегала, если все было тихо. Все местные этой часовни как огня боятся. Да и Никитишна всем уши прожужжала про дьявольские огни. А монахиням игуменья не благословляет сюда ходить ни при каких обстоятельствах. Если бы вы не заинтересовались, никто бы нас тут и искать не стал.

– Ну вот, Сергей Семенович, «тайна блуждающих огней в заброшенной часовне» раскрыта. Смотрите, как все просто оказалось. А как же естественно Никитишна, мир ее праху, разыгрывала страх перед «бесовскими кознями»! Что она с вас требовала за молчание? Деньги?

– Ой, не смешите! Какие у меня деньги?! Да пустяки на самом деле, Вера Георгиевна. Просто я рассказывала ей, кто куда в монастыре ходил, что кому говорил. Но я ничего плохого про людей не говорила, не подумайте!

– Всегда думала, что валютой в деревне может быть только водка. А вот смотрите-ка, и информация котируется. Кстати, Вика, вы свой синий халат где-то порвали. Смотрите, вот здесь большой клочок вырван.

– Ой, да? И правда! А я и не заметила! Сестра Галактиона ругаться будет… А, ладно! Все равно теперь надо отсюда уходить.

– И что же ты будешь делать? Тебе замуж вроде нельзя?

– Да ладно! Еще как можно. Надоело уже тут одной за кучей старух ухаживать. Надо свою собственную жизнь налаживать. Что я, хуже всех? Уйду в мир, на работу устроюсь, замуж выйду. Правда, Вася?

– Садись, попей с нами чайку.

Старец Трифон, живой и улыбающийся, радушно показывает ей на стул за небольшим столиком, накрытым прямо на какой-то поляне. Допотопный самовар, плюшки. На столике перед ним шевелится что-то, напоминающее березовые сережки. Вере тревожно.

Тут она слышит нарастающий шум и понимает, что рядом с поляной пропасть. Один неверный шаг, и она провалится в грохочущую бушующей водой бездну.

– Уезжай отсюда, Недоверок! – говорит откуда-то взявшийся перед бездной Антон. Глаза у него злые, налились кровью. – Пора определяться, с кем ты. Ты заигралась в следователя, но ничего у тебя не выйдет, нечего тут тебе больше делать.

Антон медленно надвигается и поднимает руки, которые становятся черными мохнатыми лапами с длинными когтями, и сжимает их у нее на шее. Откуда-то из глубины сознания Веры внезапно выскакивают услышанные недавно огненные слова:

– Твоя есмъ аз, спаси меня! Всем сердцем моим взысках Тебе!

В отчаянии Вера дотрагивается до лица лже-Антона рукой, и на его чернеющем лице появляется горящий крест. С воем «Антон» падает с края плотины в бездну…

В комнате тихо, темно. Тяжело дыша, Вера приподнялась в кровати. Пижама мокрая от пота. За окном – глубокая ночь. На электронных часах четыре утра. Что-то колет руку изнутри – в ладони судорожно, до боли сжат крестик, который недавно подарила Ермия.

И который все это время лежал на письменном столе…

«По порядку слова прилично нам предложить теперь о подвижниках и страдальцах Христовых; ибо как всякий плод предваряется цветом, так всякому послушанию предшествует уклонение от мира, телом или волею. Двумя сими добродетелями – уклонением от мира и отвержением своей воли – преподобное послушание, как златыми крылами, безленостно входит на небо» [11] Цитата из сочинения св. Иоанна Лествичника «Лествица райская, Скрижали духовные». Слово 4-е. .

Монотонный голос Авделаи аппетита не прибавлял, да и очередной кулинарный шедевр Софонии выглядел малосъедобно. Но к этому уже все, похоже, действительно привыкли.

Сестры в длинных черных одеждах молча и чинно сидели за столами и вкушали гибрид каши с пюре. По случаю среды трапеза постная – сыра, молока и рыбы нет. На столе немного соленых помидоров и огурцов, морс, вода, хлеб. В небольших синих плошках жареные с чесноком креветки, которые сестры почти не трогают.

Вера попробовала было деликатес и тут же отодвинула плошку обратно: пересолены. У матушки игуменьи на столе пища чуть покрасивее, но, по сути, то же самое, разве что креветки для нее вареные – врач прописал диету.

Спалось накануне плохо, мучали какие-то непонятные кошмары, видимо, естественные после отравления и событий последних дней. Однако это не помешало утром проснуться вовремя, достаточно бодрой, и снова пойти в храм.

После службы Вере удалось встретиться с игуменьей и спокойно поговорить. Собрав волю в кулак, Вера самым искренним и лучезарным голосом попросила у Херувимы прощения, хоть и не чувствовала за собой никакой вины. Игуменья в ответ слегка потеплела и тоже довольно добродушно извинилась, списав все на общую нервозность последних дней, и даже дала себя убедить в важности соблюдения всех необходимых процедур, связанных со внезапной смертью отца Трифона. И, чтобы сгладить неловкую ситуацию, пригласила городскую гостью за свой стол в трапезную.

В конце разговора пришла Виктория и, приободрившись присутствием Веры, выпалила новость о своем уходе из монастыря, попутно раскрыв тайну огней в часовне в довольно бесцеремонных выражениях.

Игуменью это, конечно, совсем не обрадовало. Она наспех попрощалась с Верой, вызвала Викторию к себе и закрылась с ней в кабинете. Уж о чем они там говорили, неизвестно, но, похоже, окончательно разругались: за столом Херувима сидела заметно погрустневшая и осунувшаяся, ела совсем немного. Виктория на обед совсем не пришла.