Наталья Андреева - Соло для пистолета с оркестром

Да и черт с ними со всеми!

Он поправил объемную сумку, висящую на плече, и, не дожидаясь автобуса, быстро зашагал по направлению к столице. По-прежнему шел дождь, но ему было все равно…

…Почти осень. Плохое время. Недоброе. Листья летят, небо хмурится. За стеклом, по которому стекают капли дождя, Москва, город детства и город, в котором родилась его слава. Он ехал не спеша. Попрощаться с Москвой. Потом он поедет к матери, на хутор. Удалось один раз, удастся и другой. Умереть и воскреснуть. Он по-прежнему верил в свое воскрешение. И в то, что в очередной раз обманет смерть.

В кармане куртки всегда лежала пара аудиокассет. У него была с собой музыка. В машине, которую дала Юлия, была магнитола. Вставил кассету. Музыка успокаивала.

От нависших туч было темно. Встречный транспорт медленно ехал по шоссе с зажженными фарами. Такого ливня столица не помнила давно. Он не заметил, как выехал за город. Машин навстречу попадалось все меньше и меньше, из-под колес вылетали мелкие камешки и били в стекла. Пятьдесят километров от столицы, сто… Посмотрел на часы и прибавил скорость.

Дорога успокаивала. Он перевернул кассету и замер: Френсис Гойя, «Заливные луга». Самая дорогая и любимая вещь.

Нежно запела флейта, душа сладко замерла и затаилась. Он ждал вступления оркестра, потому что в этом месте всегда чувствовал вдохновение. Хотелось сделать что-то великое, что-то такое же, как эта музыка, очищающая душу. Знак «ремонт моста» он не заметил. И груженой машины, которая поехала навстречу по узкой дороге, тоже. Только чужие фары неожиданно ослепили лицо, и на мгновение показалось, что на дороге, прямо перед ним, появилась большая кошка. Кошка с лицом и повадками Милены. Она мяукнула жалобно и выгнула спину.

— Черт! — успел выругаться он. — Убирайся! Прочь!

Резко кольнуло сердце. Навстречу ехал грузовик, отчаянно сигналя. Он хотел свернуть, забыв про то, что находится на ремонтируемом мосту, и движение здесь одностороннее. Внезапно в глазах потемнело, в сердце словно впилась раскаленная игла. И, чувствуя, как она становится все больше и больше и буквально разрывает его на части, он резко вывернул руль, и, уже падая в машине с моста, успел услышать, как наконец-то вступил оркестр…

Под вечер Глазов добрался, наконец, до дома, и замертво упал на любимый диван. Как же он устал! Вымок до нитки, ноги гудят.

Уже поздно ночью его поднял с постели телефонный звонок. Это была Юлия, которая сказала, что тело Андре Никольски нашли в машине, упавшей с моста. Почти на границе Московской и Владимирской областей. По документам, лежащим в «бардачке», машина принадлежала Юлии Шумовой, и ей позвонили, чтобы узнать, не угнан ли автомобиль. И каким образом в нем оказался иностранец, с американским паспортом в кармане? Оказывается, другими документами Никольски не успел еще обзавестись. Из аэропорта — прямо к ней. Так она узнала о смерти брата.

Сегодня с самого утра Глазов улаживал формальности. С Мельниковым они беседовали долго. Пришлось рассказать, как писатель Аким Шевалье выжил в автокатастрофе, и что случилось потом. К рассказу Дмитрий Глазов приложил письменное признание.

Аркаша взял исписанные листки и облегченно вздохнул:

— Ну, почерк мы идентифицируем. Без проблем. Он ехал на «Део», принадлежащей Шумовой. Оказывается, они родственники! Вот в чем фишка! И пистолет в машине нашли. Надо же! Неужто он в бабу переоделся! Я так и подумал — парик. А дело-то получилось громкое! Газетчики меня рвут на части. Ну вот, с почином на новом рабочем месте! — и он довольно потер руки. — Я слышал, ты домой вернулся?

Глазов вспомнил: да, было. Вчера вечером бросил на пол в прихожей сумку, набитую вещами. Все возвращается на круги своя. Жена с трудом скрывала торжество. Спал он на кухне, на раскладушке. Вернее, маялся бессонницей.

Ну, вернулся. Ведь он ее не любит! И она его. Как говорится, разбитую чашку не склеишь. И как они будут жить? Вот сидит Аркаша Мельников, который спал с его женой, и откровенно радуется:

— Старик, я тут переговорил кое с кем. Вакансия у нас освободилась. Видишь, стоило три месяца подождать, а ты переживал! Что ни делается, все к лучшему. Отдохнул летом, вроде как в отпуск сходил. Плохо, что ли?

Глазов вспомнил этот проклятый отпуск. И кредитную карточку, которую по-прежнему держал при себе.

— Так как, старик? — не унимался Мельников.

— Я тебе позвоню. Подумать надо.

— Ты думай быстрей, — с обидой сказал Аркаша. — Я тут за тебя, можно сказать, глотки рву. Ты да я, старик, да мы с тобой… Помнишь?

— Я все помню. Помню, Мельник. Помню… …У ближайшего банкомата он не выдержал.

Подошел, достал кредитку и листок бумаги, на котором был написан код. Машинально подумал: «Эти цифры надо бы выучить наизусть…» После манипуляций, им произведенных, в его руках оказались деньги. Доллары. Пять тысяч. Почему пять? Он и сам не знал. Это малая часть того, что лежит на счету. Держа в руках деньги, покачал головой, присвистнул:

— Ничего себе, наследство! И что теперь с этим делать?

Интересно, а кому теперь достанется недвижимость режиссера и прочие его деньги? Неужели Маргарите Эдуардовне и дочери Акима Шевалье? Долго же будет тянуться это запутанное дело! Впрочем, он, Дмитрий Глазов, уже не имеет к этому никакого отношения.

А деньги эти он отработал. Только что теперь с ними делать? Спустить? Пожертвовать на благотворительность? Он вспомнил попытки Андре Никольски восстановить справедливость и усмехнулся. Нет, разворуют. Лиза была права. Деньги перекочуют из его кармана в другой, только и всего. И никого это не осчастливит.

Вернувшись, домой, он завалился на диван, включил телевизор. Жена еще не вернулась с работы. И хорошо! Опять полезет с поцелуями, начнутся попытки примирения. По телевизору шла передача, где со всех сторон обсасывались подробности громкого уголовного дела. Уловил: «Мораторий на смертную казнь…». Дмитрий поморщился, хотел, было, переключиться на другой канал. Внезапно он увидел, как телевизионная камера крупным планом взяла лицо пожилой женщины, которая рыдала, не стесняясь, что на нее смотрит вся страна:

— Нет, почему же надо отменять смертную казнь?! Они сидят там в своих камерах, едят, пьют и… живут! Только двое из целой шайки! А где же все остальные? Где?! Почему их всех не судили?!

— Понимаете, следствие не располагает достаточными уликами… — пытался увещевать ее респектабельный мужчина в галстуке. Кто-то из зала возмущенно крикнул:

— А вы что, смерти им всем хотите, что ли?!

— По очереди, господа! По очереди! — принялся увещевать ведущий.

— Да, хочу! — не выдержала женщина. — У меня сына убили! Единственного! Я теперь только одну дорогу знаю: на кладбище. Так почему вы не хотите этого понять? Почему?!