Шарлотта Брандиш - Драма в Гриффин-холле, или Отравленный уикенд [litres самиздат]

Никто из присутствующих не выразил желания воспользоваться его приглашением, особенно после такого мрачного заявления. Гости, забыв про напитки, устремились к мольбертам, теперь уже с совсем другим чувством рассматривая полотна, полученные ими в дар.

Майкл и Грейс, схватив картину, отошли в сторону и принялись вполголоса ожесточённо спорить. Вивиан поднесла свою к самой яркой лампе и, прищурившись, вглядывалась в мазки на холсте, будто надеялась обнаружить подсказку в толще художественных слоёв. Близнецы с недоверием поглядывали друг на друга, а тётушка Розмари продолжала терзать покладистого Себастьяна вопросами.

– Да, совсем забыл сказать, – спохватился Крэббс. – Вам следует знать, что все тайники находятся на территории Гриффин-холла, а шифр скрыт именно в изображении. Не стоит повреждать картины: ни холст, ни рама не станут ответом на загадку. При этом для каждого из вас я использовал уникальную комбинацию символов, которая будет понятна только…

Порыв ветра заставил распахнуться одно из окон, находившихся на высоте человеческого роста, и стекло обрушилось вниз, осыпав осколками постамент с гипсовыми бюстами и кувшинами. Филипп машинально прижал руку к щеке: мимо пролетело что-то острое и кожу оцарапало, словно иглой.

– Боже! – вскрикнула Айрис Белфорт и принялась отчаянно дуть на ладони.

По её пальцам стекали капли густого и обжигающе горячего шоколада, одна из чашек лежала на столе, заливая содержимым белоснежную скатерть.

– Не представляю, как так вышло! – чуть не плача, воскликнула девушка.

– Не стоит огорчаться, милая. Тебя просто испугал резкий звук. Возьми мою чашку, я и притронуться к ней не успел, – Матиас Крэббс утешал невесту, как уронившего лакомство ребёнка. – Видишь, всё поправимо. Вот, держи.

Взяв туго свёрнутую салфетку за уголок, он рывком развернул её в воздухе и передал Айрис. Другой салфеткой прикрыл пятно от разлитого шоколада и ободряюще ей улыбнулся.

Тётушка Розмари, неодобрительно взиравшая, как брат суетится вокруг этой крайне сомнительной девицы, мстительно заметила:

– Такие вот ожоги – они самые непредсказуемые. Миссис Одли, жена бакалейщика, как-то раз облила руку горячим сахарным сиропом. Так ей пришлось до конца своих дней носить тонкую розовую перчатку. Длинную, выше локтя. Она их, бедняжка, дюжинами заказывала в универсальном магазине Данкана и Плитцера.

Айрис Белфорт метнула на тётушку Розмари жаркий негодующий взгляд, но пожилая леди, отвернувшись, с невинным видом принялась изучать свою картину и больше внимания на эту дурно воспитанную выскочку не обращала.

Через зияющее чернотой разбитое окно в мастерскую проник ночной солоноватый ветер, и Оливия, наконец, ощутила, как расправляется сжатое спазмом горло и шею приятно холодит под влажным воротничком вельветиновой блузы. Она подошла к брату и встала рядом, соприкоснувшись с ним как в детстве краешком плеча. Близнецы молча рассматривали картину Филиппа, пытаясь проникнуть в замысел Крэббса и отыскать шифр, указывающий на местоположение тайника.

– Ты не находишь, что в ней есть что-то пугающее? Что-то такое липко-кошмарное, отчего одновременно хочется и отвернуться, и продолжать смотреть на неё? – спросила Оливия, пристально разглядывая обезумевшее от ужаса яйцеобразное существо.

Тот не ответил, и вместо него своё мнение высказал Себастьян Крэббс, неслышно приблизившийся к близнецам.

– Я, признаться, удивлён не меньше вашего, – с рассеянной улыбкой сказал он. – Даже не подозревал, что отец в его возрасте способен так увлечься живописью.

– И не только живописью, – язвительно заметила тётушка Розмари, которой изменила её викторианская сдержанность.

Она поднесла свою картину к яркой лампе, сняла очки и, то приближая их к холсту, то отдаляя, пыталась расшифровать своё смутное ощущение несоразмерности какой-то детали изображения по отношению к общей композиции. С самого первого взгляда на картину её покоробила эта уродливая диспропорция, но в чём она заключается, пожилая леди понять не могла.

«Грейси, ну не глупи, прошу! Позволь мне взглянуть на неё. Всего лишь на одну минуточку!»

Оливия обернулась. В углу мастерской продолжался ожесточённый спор между супругами Хоггарт. Кузина Грейс, по-видимому, отказывалась делиться с мужем соображениями насчёт послания, зашифрованного в её картине. Она двумя руками прижимала полотно к груди и шёпотом выговаривала Майклу что-то наболевшее, отчего её лицо приобрело неприятное, мстительное выражение.

Наконец, Майкл оставил жену в покое и спросил развязным тоном:

– Если я правильно вас понял, мистер Крэббс, то территория поиска сокровищ ограничена домом и садом. Значит ли это, что ваше гостеприимство распространяется на всех до тех пор, пока драгоценности не будут найдены?

– Безусловно, – Матиас Крэббс кротко взглянул на Майкла. – В Гриффин-холле всем хватит места! К тому же мы с Айрис рассчитывали, что вы окажете нам честь и останетесь на праздничный обед по поводу нашего бракосочетания. Ничто не сможет доставить нам большей радости в такой важный день, чем семейное торжество. Правда, Айрис, дорогая?

Если Айрис Белфорт и обрадовала такая перспектива, то свою радость она никак не выразила. Девушка неопределённо пожала плечами и с осторожностью поднесла к губам чашку с шоколадом. Смакуя любимый напиток, она прикрыла глаза от удовольствия и всем своим видом дала понять, что в дальнейших обсуждениях участвовать не намерена.

Однако Майкл Хоггарт на этом не успокоился. Засунув руки в карманы, он расхаживал по мастерской, прищёлкивая каблуками модных ботинок. Джереми Эштон следил за его передвижениями, поражаясь тому, какое безотчётное раздражение вызывает в нём этот франтоватый молодчик.

– И всё же, мистер Крэббс, знаете, что меня больше всего интригует? – задумчиво произнёс Майкл до странности серьёзным тоном, какого от него никто не ожидал. – Зачем вы устроили весь этот балаган с поиском сокровищ и зашифрованными в картинах подсказками? Мы вроде бы не дети и в развлечениях подобного рода не нуждаемся. Довольно оригинальный способ выделить родственникам причитающуюся им часть наследства, вы не находите?

Высказав то, о чём про себя думали все присутствующие, Майкл повернулся к Крэббсу и с вызовом посмотрел ему в глаза. Разговоры между гостями смолкли, все замерли и насторожились. Хоггарт не снискал ничьей симпатии: к его жене большинство испытывало жалость, а самого молодого человека считали пустым и никчёмным. Тем не менее вопрос показался всем справедливым, и каждый в душе позавидовал смелости Майкла.

Уловив всеобщее одобрение, Матиас Крэббс рассвирепел. Он встал, отодвинув одним движением глубокое кресло, и распрямился во весь свой внушительный рост. Никому бы не пришло сейчас в голову назвать его стариком.