Кэролайн Грэм - Призрак в машине

Для разнообразия Бенни решила рассказать о других вещах, не связанных с бизнесом. Мелких домашних делах. О заказе белых лилий по каталогу де Джейгера; о раненой лапе Кройдона, которая хорошо заживает после уколов антибиотика, сделанных ветеринаром. О паре новых льняных штор для кухни с рисунком из небесно-голубых незабудок.

Иногда она упоминала и о том, что происходило в деревне. О размолвке в церковном хоре или очередном обращении к властям графства с просьбой выделить грант на строительство нового сельского клуба. Но чаще просто сидела, молча оплакивая свое горе и не обращая внимания на крики грачей, летавших у нее над головой.

Часто при этом присутствовал сам Деннис. В их связи не было ничего таинственного или мистического (Бенни больше не посещала Церковь-за-Углом), и все же она была прочной. Если бы Бенни попросили объяснить это, она не знала бы, с чего начать. Люди сказали бы, что все это одно воображение, но Бенни знала, что это неверно. Будь так, она могла бы вызывать Дениса в любое время. Это всегда случалось без предупреждения; она начинала ощущать сгусток медленно усиливавшейся энергии. В ушах раздавалось негромкое гудение. Воздух менялся, становился теплым, Бенни чувствовала легкое давление и понимала, что она больше не одна.

Когда это случалось, Бенни ощущала огромную радость и благодарила Бога за то, что Он наградил ее таким даром. Тридцать лет верной дружбы сами по себе были благословением, но чувствовать присутствие друга даже после его смерти…

Бенни сделала несколько глубоких вдохов и выпрямилась. Она услышала голоса. По дорожке шли пожилые супруги с хризантемами и лейкой. Она сложила стульчик, взяла тряпку и бережно стерла несколько пылинок с могильного камня — светло-серой мраморной плиты с белыми прожилками. Надпись, сделанная золотыми буквами, была простой:

ДЕННИС БРИНКЛИ

ПИСАТЕЛЬ

1946–2001

Постепенно Карен привыкла к доктору Дикенсону. Она несколько раз приходила к нему в кабинет — сначала с кашлем (теперь почти прошедшим), а потом с ногой, которую повредила в школе после падения с параллельных брусьев. Тетя Дорис ездила с ней в больницу, где девочке сделали рентгеновский снимок, который прикрепили к стене и показали ей. А в следующий раз ей заглянули в голову; это называлось сканированием.

Самым важным и главным было то, что доктор сдержал слово. Карен рассказала ему самое страшное. То, что она обещала Аве не рассказывать никому. И все обошлось. Никто не стал ее забирать. Или запирать в буфет и выкидывать ключ в бездонный колодец, как пугала ее Ава. Доктор сказал только одно: он знает человека, который сможет ей помочь, и договорится с этим человеком, чтобы тот принял ее как можно скорее.

С тех пор прошла целая вечность. Карен это не беспокоило; для нее все самое тяжелое осталось позади. Но тетя Дорис очень волновалась. Карен заметила, что она все время ждала почтальона. Когда письмо наконец пришло, она чуть не разорвала конверт на части. Потом прочитала письмо и молча передала его Эрнесту. Позже Карен увидела, что Дорис плачет. Девочка забралась к ней на колени, обняла и сказала, что грустить не надо, потому что теперь все будет хорошо.

— Вот увидишь, — серьезно сказала она, — скоро мои головные боли пройдут.

Хотя письмо с грифом известной клиники было подписано доктором Барбарой Лестер, комната, в которой в конце концов очутилась Карен, напоминала скорее детскую, чем кабинет врача. В ней стояли пухлые кресла и диван, а все полки были забиты мягкими игрушками, куклами, танками, самолетами, играми «Коммандос» и «Лего». На низком столике лежали цветные шариковые ручки, краски и бумага; на письменном столе у открытого окна стоил компьютер, рядом с которым лежала стопка кассет в коробочках. Тут был даже кукольный домик.

— Карен, куда ты хочешь сесть?

Доктор Лестер тоже ничем не напоминала доктора. На ней не было ни белого халата, ни этой штуки на шее, с помощью которой слушают твою грудь. Она скорее была похожа на учительницу физкультуры из школы, в которой училась Карен. На ней были короткая джинсовая юбка, одна из тех рубашек, которые завязываются узлом на талии, и белые босоножки. Она уже сидела на пухлом желтом диване. Кейт выбрала ближайшее кресло, на ручке которого балансировала коробка с бумажными салфетками.

— Можно поставить ее на пол?

— Конечно, можно.

— Только моя простуда уже почти прошла.

Карен внимательно следила за доктором, которая надела очки и вынула папку из «дипломата», стоявшего рядом на ковре. Ничего особенного в папке не было. Там лежало то, что Эрнест назвал бы «бредом сивой кобылы».

Доктор Лестер была немало удивлена. Она работала детским психиатром уже тринадцать лет и видела всякое, но поведение Карен было очень необычным. Во-первых, девочка ничуть не волновалась. Она казалась уверенной в себе, даже веселой и сидела в кресле с таким видом, словно ждала начала представления.

— Я очень давно хотела вас увидеть.

«Как и сотня других детей, милая», — подумала доктор. Драгоценное время уже шло. История болезни была знакомая. Равнодушие, психологическое насилие, не говоря об отсутствии любви. К несчастью, у ребенка не было бабушки с дедушкой, которые могли бы скрасить ей существование. А потом мать умерла, и девочку удочерили — судя по всему, очень успешно. Карен постоянно страдала от шума и болтовни, которые вызывали у нее головную боль.

Предварительный диагноз терапевта — начальная стадия шизофрении — доктора Лестер не удивил. При таких симптомах к подобному выводу пришел бы даже непрофессионал. Однако были и другие симптомы, куда менее понятные. Конечно, можно было списать их на воображение. Несчастные и одинокие дети часто создают другие миры, пытаясь избежать ужасов, с которыми они сталкиваются в действительности. Фантазии Карен были невероятно изобретательными.

Доктор Лестер улыбнулась, угостила девочку лакомствами, лежавшими в стеклянной вазе, и попросила называть ее Барбарой. Они немного поговорили о теперешней жизни Карен. О том, какая добрая тетя Дорис. О птицах дяди Эрнеста. И замечательной собаке по кличке Дансер, которую завел себе Рой.

— А я перешла в следующий класс. Теперь мы будем учить французский язык.

— Тебе нравится в школе?

— Там здорово. Я буду участвовать в рождественском представлении.

— Я сама когда-то играла Аладдина. И как у тебя получается?

— Мне трудно запомнить роль.

— Из-за головных болей?

— Да. Тяжело, когда все говорят разом.

— Эти боли начались после смерти твоей мамы?

— Именно поэтому они и начались. Я уже говорила доктору Дикенсону.

— Да, Карен. Но у головных болей могут быть и другие причины. Например, если человек много плачет…