Людмила Мартова - Кружевное убийство

Погруженная в свои мысли, она не заметила, как дошла до ворот кладбища. Тата благодарно улыбнулась внучке и оперлась об оградку соседней могилы – дала Машеньке отдохнуть от своего веса. Она огляделась по сторонам, задержала взгляд на лицах Дусиных сына и внука. Один уже не молод, второй не юн. Лица простые, добрые, сразу видно, что люди работящие. Закончилось отпевание, гроб на веревках опустили в зимнюю твердь, ударили о крышку первые комья земли. Что ж, спи спокойно, Дуся. Ты заслужила покой.

– Простите, Татьяна Макарова – это вы? – Тата вздрогнула от обращенного к ней вопроса. Уже много лет никто не вспоминал ее девичью фамилию. Для всех вокруг она была Елисеевой – по мужу, которого очень любила и без которого жила уже много лет, довольно рано оставшись вдовой.

– Да, я. – Она и не заметила, как к ней подошел внук Дуси. Как же его зовут-то, дай бог памяти?

– А я Савелий Бубенцов, – представился он, словно отвечая на незаданный вопрос. – Внук Авдотьи Петровны.

– Да, я вас узнала, хотя много лет не видела, – скупо улыбнулась Тата.

– Бабушка перед смертью сильно болела, вы знали?

– Нет, – покаянно призналась она. – Мы с Дусей последние годы очень мало общались. В детстве дружили, а потом поссорились.

На последнем слове она все-таки запнулась.

– Да, бабушка рассказывала. Ее очень мучило, что она вас предала. Правда, никогда не рассказывала, что именно между вами случилось.

– Дело прошлое, – махнула рукой Тата, – неправильно это – вспоминать былые обиды на кладбище. Я давно уже Дусю простила, и она про это знала. К счастью, нам довелось поговорить при жизни. Так что не волнуйтесь, Савелий: я вашу бабушку, свою подругу Дусю, поминаю только добрым словом.

– Вы были очень важным человеком в ее жизни, – сказал молодой человек словно с некоторым удивлением, – перед смертью она говорила только о вас. Все просила, чтобы мы вас нашли и привели к ней. Попрощаться хотела, что ли. Я, признаться, был уверен, что она бредит, но в какой-то момент она подозвала меня к себе. Я подошел и увидел, что глаза у нее открыты и ясные, не затуманенные горячкой. Она очень настойчиво просила передать вам, что рассказала о карте.

Тата вздрогнула от пронизавшего ее до костей порыва кладбищенского ветра. Ну надо же, до этого момента ей казалось, что день сегодня тихий-тихий, под стать усопшей Дусе.

– Что, простите? – прошептала она.

– Бабушка просила вам передать, что она рассказала о карте. Признаться, я не очень понял, что она имела в виду, но бабушка повторяла снова и снова: вы должны знать, что она сходила к Башмачниковым и рассказала о карте. Видите ли, она знала, что смертельно больна и жить ей осталось недолго, поэтому в последние месяцы старалась привести в порядок все дела. И однажды действительно попросила отвести ее к дому, где когда-то жила ее подруга Пелагея. Вы ее знали?

– Да, знала, – слабо махнула рукой Тата. – Когда-то давным-давно, в прошлой жизни, мы втроем дружили: Палашка, Дуся и я. Но Пелагея давно умерла.

– Да, бабушка рассказывала, что ее убили. Мне кажется, эта смерть очень на нее повлияла, и какое-то время она была просто зациклена на том, что нам тоже угрожает опасность. Но время шло, ничего не происходило, и бабушка успокоилась. А незадолго до смерти почему-то потребовала отвести ее к Башмачниковым, потому что ей нужно было поговорить с наследниками Пелагеи.

– Вы знаете, о чем?

– Нет, бабушку тогда сопровождал я, но она оставила меня ждать на улице. Отсутствовала она недолго, минут пятнадцать, и вышла такая просветленная, как будто сделала большое дело. Я не спрашивал, а она ничего не говорила. И только через месяц, когда уже совсем не вставала, она подозвала меня, чтобы передать сообщение для вас: она рассказала о карте. Вы понимаете, о чем идет речь?

– Да, понимаю. – Тата растерла лицо руками, оно у нее онемело то ли от мороза, то ли от волнения. – А вы, Савелий? Вам она сказала, о какой карте идет речь?

– Нет, – покачал головой парень. – Я спросил, но она отрезала, что мне этого знать не следует, мол, есть тайна, которой могли распорядиться только три человека – вы, она и Пелагея. Вы свой выбор сами сделаете, кому тайну по наследству передать. Она для себя все решила и считает, что нам с отцом про то знать не нужно. А вот наследники Пелагеи право быть в курсе тоже имеют, поэтому она им все и рассказала. Я, признаться, ничего не понял, думал, что бабушка уже не в себе, но она строго наказала, чтобы я вам передал, вот я и передаю. Вдруг это важно.

– Наверное, важно. – Тата пожала плечами. – А может, и нет. Я и сама не знаю. В одном Дуся права – вам эта старая тайна ни к чему.

– Может быть, вы поясните, что она имела в виду? Я бабушку любил, она чудесная была, и мне интересно все, что с ней связано.

Тата закусила губу, обернулась на стоящую чуть в стороне беременную Машу, покачала головой:

– Нет, Савелий, простите, но, выполняя волю вашей бабушки, не поясню. Она сделала выбор – унести свою тайну в могилу. Я, признаться, приняла аналогичное решение, моя семья ни о чем не знает и не узнает. А дети Пелагеи? Что ж, Дуся и тут права – им решать. Придут ко мне с вопросами, отвечу, раз она так хотела. Это последнее, что я могу для нее сделать.

Пока они говорили, над свежей могилой вырос холмик земли, который теперь покрывали еловыми ветками.

– Простите, мне надо идти, – сказал молодой человек. – Был рад оказаться вам полезным. И вспоминайте бабушку. Она очень вас любила.

Тата прикрыла глаза и представила юную Дусю такой, какой подруга запомнилась ей в далекий день 1857 года. На Дусе тогда была надета суконная коротайка, расшитая тесьмой и разноцветными шнурами, да лапти, любовно украшенные вплетенной в лыко тесьмой и вышитые бисером. Золотые всегда у Дуси были руки, ой золотые, но все равно не такие, как у Таты. Но это сейчас неважно.

– Я тоже ее любила, – тихо сказала она в спину удалявшемуся Савелию.

Некоторое время после похорон Дуси она жила в напряжении, вздрагивала, если скрипела калитка во дворе, прислушивалась к шагам на улице, пугливо озиралась, если стучали в дверь – ждала визита кого-то из родственников Палашки, желающих узнать судьбу сапфирового креста или забрать сколок, представляющий собой карту, на которой было отмечено место, где она спрятала реликвию. Но день шел за днем, никто не приходил и ничего не спрашивал.

Постепенно напряжение отпускало Тату. То ли Дуся не раскрыла всей правды про крест, то ли наследники Пелагеи не поняли, какую ценность он представляет, то ли не уловили, что местонахождение ценной реликвии известно ей, Тате. Как бы то ни было, ее никто не беспокоил, вздрагивать от случайного стука калитки она перестала, да и любимой внучке Машеньке подошло время рожать. На свет появилась маленькая девочка Катенька, приходившаяся Тате правнучкой, и все ее внимание, все ее мысли теперь были отданы этому маленькому, удивительно сладкому кусочку счастья.