Людмила Мартова - Кружевное убийство

Задержанный за ее убийство Федор Некипелов не отрицал, он влез в дом вслед за своим отцом, напавшим на Пелагею за несколько лет до этого, арестованным и умершим в тюрьме, однако что именно он пытался найти, не говорил.

«Мы с отцом приходили, чтобы взять свое», – вот и все, что удалось добиться от него полицейским. Федор Некипелов был осужден за убийство, и больше о нем Башмачниковы никогда не слышали.

Пелагея происходила из довольно состоятельной, хоть и простой семьи, ее отец был зажиточным крестьянином, и замуж она вышла за владельца мясной лавки. По крайней мере, Башмачниковы не бедствовали, и сыновья полагали, что в прошлом их матери вполне могла быть какая-то тайна, связанная с немалыми деньгами, ради которых можно решиться на убийство. Но из уважения к памяти матери, которая предпочла умереть, но тайну эту не выдать, копаться в ее прошлом не считали необходимым.

Именно поэтому визит старинной подруги матери Авдотьи Бубенцовой, неожиданно появившейся на пороге дома Башмачниковых в 1913 году, спустя более пятнадцати лет после смерти Пелагеи, никакого разлада в их души не внес. Прошлое к тому моменту было окончательно и бесповоротно мертво, да и Авдотья, которую Андрей Башмачников помнил смутно, выглядела слишком старой и больной, чтобы ее словам можно было придать мало-мальски серьезное значение. По крайней мере, пятидесятитрехлетний Андрей старуху вежливо выслушал, но, как говорится, к словам не пристал.

Из рассказа Авдотьи выходило, что много лет назад, когда она, Пелагея, и третья их подружка Татьяна Елисеева были еще юными девушками, им в руки случайно попал золотой крест, украшенный россыпью сапфиров. Стоил он баснословных денег, однако подруги сильно поспорили из-за того, что с крестом следует делать дальше.

Татьяна, Тата, предлагала вернуть находку в дом, из которого девчонки ее забрали, Авдотья, семья которой сильно нуждалась, мечтала продать крест, а деньги разделить, а вот в Пелагее проснулась жажда обладания старинной вещью, поэтому правдами и неправдами, обманув одну подругу и уговорив другую, она оставила крест себе и много лет хранила как зеницу ока.

В этом месте рассказа Андрей Башмачников улыбнулся, потому что на его мать это было очень похоже. В детстве он не видел никакого креста и был уверен, что она никогда о нем не говорила. По словам Авдотьи, настоящим владельцем креста был некий Николай Некипелов, тот самый каторжник, который в первый раз влез в их дом, но был спугнут Андреем и его отцом и снова арестован.

Впрочем, напуганная их визитом Пелагея решила избавиться от опасной реликвии и отнесла ее Авдотье Бубенцовой. И это тоже было очень похоже на мать: к старости она сделалась крайне набожной, все время твердила о каком-то грехе и жила с постоянной оглядкой, словно предчувствуя свою судьбу.

Какое-то время Авдотья хранила крест у себя, но после лютой смерти подруги Палашки тоже решила скинуть с плеч груз вины, который несла много лет. Перед смертью Пелагею пытали, и, видимо, не выдержав мучений, она призналась, что теперь крест хранится у Бубенцовой. По крайней мере, женщина заметила слежку и, испугавшись, отнесла крест третьей подруге – той самой Татьяне Макаровой, по мужу Елисеевой, которую они с Пелагеей обманули много лет назад.

Возможно, Авдотья и поспешила, потому что убийцу Пелагеи задержали, осудили, и больше он никому угрожать не мог, но дело было сделано. Ценный сапфировый крест теперь хранился у Таты, которая слыла женщиной решительной, а потому спрятала реликвию так, чтобы никто и никогда не смог ее найти. Она искренне полагала, что крест несет в себе беду, а потому избавилась от него раз и навсегда.

Место, в котором она спрятала крест, Елисеева, будучи искусной кружевницей, зашифровала в сколке. О том, что ведущая к кладу карта у нее, она рассказала только Бубенцовой.

– Странно, почему, – прервал льющийся потоком рассказ Романа Юрьевича Зимин. – Если она хотела, чтобы правда о кресте никогда не выплыла наружу, ей вообще не стоило никому о нем рассказывать.

– А я понимаю, – задумчиво сказала Снежана, – тайна сапфирового креста принадлежала трем девчонкам-кружевницам, и каждая из них могла распоряжаться ею по собственному усмотрению. Наша прапрабабушка приняла решение не рассказывать своим наследникам о существовании креста – хотела их, то есть в том числе и нас, обезопасить. Но Авдотья могла считать иначе, а потому и решать должна была сама.

– Как бы то ни было, Авдотья, как следовало из ее рассказа нашему предку, тоже решила, что ее семье сапфировый крест не нужен, – продолжал рассказывать Роман Юрьевич. – Карту она забирать у Таты не стала, своим детям сообщать о ней тоже не собиралась, но перед смертью решила рассказать о том, что карта существует, сыну Пелагеи, нашему предку Андрею, потому что Башмачниковы, по ее мнению, тоже имели право на клад.

Не спеша он продолжал свой рассказ, который все собравшиеся слушали с огромным вниманием. Зимин тоже никуда не торопился. Артемий Лапин объявлен в розыск, его мать уже задержана. Можно расслабиться.

Итак, из рассказа Авдотьи Бубенцовой Андрей Башмачников узнал про существование ценной вещи, а также о том, что Татьяна Елисеева нарисовала кружевной сколок-карту, открывающую путь к ней, но не стал ничего предпринимать.

Так же, как и подруги его матери, Тата и Авдотья, он был уверен, что крест проклят, на нем слишком много крови и обладание им не принесет ничего, кроме боли и слез. К Татьяне Елисеевой он за картой не пошел, крест искать не стал и никому из родни про визит старой женщины не сказал.

Здоровьем сын Пелагеи обладал богатырским, он прожил долгую жизнь, пережил и революцию, и Великую Отечественную войну и сошел в могилу в возрасте девяноста четырех лет. Случилось это аж в 1954 году, и только перед смертью Андрей поведал старую тайну своей внучке, с семьей которой и жил в последние годы.

– Внучку звали Анастасией, и мне и Светке она приходилась бабушкой, – глухо рассказывал Роман Юрьевич.

Впрочем, старинной историей Анастасия впечатлилась несильно. Из рассказа очень старого деда выходило, что злоключения сапфирового креста происходили чуть ли не сто лет назад, да и полагаться на память и здравость ума умирающего старика тоже не приходилось. Как бы то ни было, историю Анастасия выслушала и на много лет о ней забыла.

– Она рассказывала ее мне и Светке, когда мы были детьми, – говорил сосед Машковских, раскачиваясь на стуле, словно в лихорадке. – За давностью лет у бабушки стерлось из памяти, у кого именно остался старинный сколок – у Авдотьи Бубенцовой или у Татьяны Елисеевой, она просто повторяла нам эту историю, словно сказку из «Тысячи и одной ночи». В ней, как в хорошем детективе, было золото, блеск сапфиров, беглые каторжники, пытки и убийство, спрятанное сокровище и карта, ведущая к нему. Мы с сестрой любили играть в поиски этого клада, особенно Светка. Она была старше, и я всегда и во всем ее слушался. Потом, когда Светка выросла, вышла замуж и родила Темку, она уже ему рассказывала на ночь семейное предание, о котором никто и никогда не думал всерьез. По крайней мере, до того дня, как я сел в это проклятое такси.