Александр Курмузаков - Тень ивы

– В следующий раз буду знать, что в это время поездов нет, – холодно сообщила дочери Римма.

После этого не однажды случались попытки ночного взлома закрытой балконной двери, которую Миша успел плотно укрепить с внутренней стороны решеткой, так же как и все окна в их квартире, расположенной на седьмом этаже. Непонятно как, но к одному замку на решетке Римме удалось стащить у дочери и до времени сохранить ключ, так что только шум открываемой створки позволил Мише успеть перехватить Римму на пути к подоконнику.

Ее тренированность еще несколько раз доказала, что справиться с ней может только он. В довершение ко всему врач, наблюдавший ее постоянно, при личной беседе, на которую Римму регулярно доставлял Миша, отказывался верить, что у его пациентки есть какая-то навязчивая идея самоуничтожения. Писать заявление о принудительной госпитализации Роксана не хотела категорически, а медицинских показаний не обнаруживалось, оставалось подстроить условия жизни под возникшую проблему.

Две недели назад они всей семьей переехали в новую квартиру на первом этаже, где на окнах стояли особо прочные стекла, все двери и даже встроенные шкафы закрывались на замки с сенсорными датчиками, подъездная дверь блокировалась из квартиры, но все равно – оставлять Римму Владимировну одну означало подвергать ее опасности. Даже сейчас, на время поездки в аэропорт, с Риммой осталась та же самая тетя Света, одна из немногих, кто сохранил не только ровные отношения с заболевшей знакомой, но и взаимопонимание.

Хотя, как догадывался Миша, помешай тетя Света раз-другой планам Риммы, тут же оказалась бы в числе тех, с кем Косуля почти не разговаривала, а если и разговаривала, то едва разжимая губы.

В общем, он предпочел бы улететь с женой и сыном, но поскольку досталось остаться с тещей, сейчас беспокоился о ней. Зная вековую выучку средиземноморской прислуги, за устройство Роксаны и Вовы в Барселоне он не переживал, а вот того, что сильная Римма сможет одолеть престарелую тетю Свету и овладеть, например, ножом или включить электроплиту – да мало ли еще что, боялся.

Так что момент, когда он прощался с женой и сыном, получился немного суетным, неспокойным: и Роксана уже копалась в сумке, проверяя паспорт и билет, и проснувшийся Вова однотонно канючил, стоя возле ее ноги, и Миша спешил домой. Он быстро обнял и поцеловал жену и сына, и они пошли к арке паспортного контроля: со спины абсолютно благополучные, красивые мама и ее ребенок.

Он подождал, загадав, обернется ли Роксана, – и она обернулась, показывая рукой: уезжай. Он помахал в ответ и сказал себе отчетливо: «Все получится».

Срочное сообщение агентства ИнтерМедиа

В ночь с понедельника на вторник 2 июля в небе над территорией Германии на высоте 12000 м столкнулись самолет ТУ-154 компании «Башкирские авиалинии», летевший в Барселону, и грузовой «Боинг-757» американской почтовой компании DHL, следовавший из Бахрейна в Брюссель. На борту российского лайнера находились 69 человек, включая 12 членов экипажа и 57 пассажиров, большинство из них – дети, летевшие в Испанию на отдых.

Михаил Пиднель.

Дочь по имени Римма.

Этот дом Миша нашел довольно быстро – он стоял в стороне от череды остальных, образующих какое-то подобие улицы в каком-то подобии города, если можно так назвать разросшееся во все стороны на десятки километров сосредоточение одиночных особняков. Это место между Веймаром и Йеной называлось Шлитте, о чем извещали таблички на заборах добротной кирпичной кладки, и от городка, где жил Пиднель-старший, они добирались ровно полчаса.

Римма с улыбкой на лице, которая застыла на нем с того момента, когда она поняла, что ее дочери больше нет, сидела на переднем сиденье рядом с Мишей, который вел машину, взятую у отца. Дом 27, так и есть. Саманта Хагенфюрт. Он вышел из машины и нажал кнопку видеофона.

– Das ist mein Michael Pidnel, gestern hat mein Vater mit dir über kranke mutter gesprochen… 21 21 Это Михаил Пиднель, вчера мой отец говорил с вами о моей больной матери…

– Он не говорил о сыне, он говорил о престарелой сестре.

– Она как раз со мной.

– Я слышу, что вы не германец. Кто вы? Русский?

– Из России.

– Я не принимаю русских.

Глазок камеры погас, и замолчал динамик.

Миша постоял у ворот, украшенных бронзовым торсом химеры, взглянул в сторону машины, увидел за стеклом все ту же улыбку, обтягивающую худые обвислые щеки, блестящие впалые глаза, фосфорически светящиеся седые волосы и снова нажал на звонок.

– Я вызову полицию.

– Отлично. Я тут же сообщу о том, что вы занимаетесь незаконным знахарством.

– У меня вполне легальное разрешение на работу. Я врач.

– А я астронавт.

Тут прямо за воротами Миша услышал внезапно раздавшийся басовитый собачий лай нескольких собак.

– Я не русский, фрау. Я еврей.

– Это ничего не меняет. Вы из России.

– Обещаю ничего плохого не говорить об СС и вообще, Бухенвальд – любимое место на земле.

– Не в этом дело.

– Ну, хорошо, мой отец и я, мы живем здесь, я покажу вам паспорт. Да, мы эмигранты, но живем здесь.

– Покажите паспорт.

– У меня его нет с собой. Я привезу вам его специально. Только возьмитесь за мою… Вот она из России. Она умирает. Понимаете? Она не ест уже восемнадцатый день. И до этого, прежде, она временами отказывалась от пищи. Но сейчас…

Щелкнул замок на воротах, перед ним открыл створки невысокого роста крепкий мужчина в спецовке белого цвета, на которой было написано «Bauarbeiten» 22 22 Строительные работы (нем.) . Неподалеку стоял другой, тоже коренастый парень точно в таком же комбинезоне, он попеременно поглаживал по загривкам двух серых собак неведомой породы с горящими желтыми глазами, единственно выдающими их недавнее беснование у ворот.

– Проходите, я вас провожу к фрау Хагенфюрт.

Миша быстро вернулся к машине, открыл дверь и одним движением поднял Римму с сиденья и поставил на тротуар. Она повиновалась, как повиновалась в последние пять лет своей жизни всем и всему, воспринимая окружающее с неизменной улыбкой. Затаенная страсть к самоубийству легла на самое дно ее существа, но стала, кажется, еще сильнее. Самым пассивным способом она принималась время от времени умерщвлять себя, отказываясь от еды. По наивности Миша считал, что можно влить ей в рот бульон или сливки, разжав застывшие в улыбке зубы. Даже болезненные для него самого надавливания на место смыкания челюстей оставляли багровые синяки на щеках Риммы, но рот оставался плотно закрытым. Когда это произошло впервые, Миша, не сумев в течение трех дней хоть чем-то накормить Римму, впал в панику, разом поняв, что может потерять этого человека. Не бездушное и безумное существо, каким считали Римму все, кто когда-то знал ее, а человека. Безмерно страдающего и в этом страдании беззащитного. Наконец, родную душу, которая только и связывала его со всем, что было дорого. Ради чего стоило жить.