Карин Кармон - Карнавал сомнений

Я тоже собралась прокомментировать откровенную звериную наглость, когда Мишель опустилась на край постели и приложила ко лбу брата ладонь.

– Точно температура, говорю вам.

– Сейчас принесу градусник, – Майк торопливо вышел из комнаты.

Я присела на корточки возле кровати. Осторожно прикоснулась к запястью брата и замерла. Действительно горячий. Как Логан, когда пришёл к нам после похорон родителей.

– Чувствуешь?

– Да.

– Может, у него инсульт? Я читала, при инсульте температура может доходить до тридцати девяти.

– Не истери! У него не инсульт. Цвет лица в порядке, дыхание, рвоты не было. Не было же?

– Не было вроде, – неуверенно промямлила Мишель. – Я бы заметила.

– Ты бы заметила! Так, – я выпрямилась. – Давай положим его на спину.

– Уверена, что можно? В смысле, двигать. Вдруг инсульт? Папа рассказывал…

– Прекрати.

Она виновато пожала плечами:

– Я боюсь, Стэйс. Что с ним? Я же проверяла. Разве температура могла так резко подскочить?

– Не знаю. – Мне тоже было страшно, но признаваться в этом Мишель не хотелось.

– Надо что-то делать! Он ведь не приходит в себя.

– Мы делаем.

Перевернуть Стива оказалось не так уж просто. Хорошо, что вернулся Майк и помог. Заодно принёс градусник и выдворил из комнаты кота.

– Майк, он не спит!.. Он без сознания. А если Стив в коме?! – Мишель вскочила, заметалась по комнате.

– Помолчи, пожалуйста. – Я дотронулась до запястья брата и попыталась сосчитать удары. Главное, не позволять Мишель развивать губительные теории. И самой не паниковать. Паника – плохой советчик. – Пульс вроде бы в норме.

Мишель остановилась, уставилась на меня:

– И что это значит?.. Это хорошо?

Я пожала плечами.

– Тридцать девять и семь, – нарушил молчание Майк. – Многовато.

– Я же вам говорила! Чёрт! Почему я такая тупая, слепая, безмозглая дура, – запричитала Мишель. – А если он отравился?

– Вы что-нибудь принимали? – мгновенно подскочила я. С этой идиотки станется! – Какую-нибудь наркоту?

– Нет! Ничего такого. Только травку, как всегда, – она растерянно переводила взгляд с меня на брата. – Слушайте, может, у него анафилактический шок.

– Какой ещё шок?! Не говори ерунды. – Майк хмуро посмотрел на меня. – Думаю, лучше вызвать скорую. Или отвезти в больницу самим.

Неужели всё так серьёзно? Не может быть. Это же Стив! Он ведь никогда не болел, даже ветрянкой. Я вдруг поняла, что всё ещё сжимаю руку брата в своей ладони и понятия не имею, что делать дальше.

– Нет, лучше позвоню отцу, – твёрдо заявила Мишель, покрутила головой. – Видите где-нибудь мою куртку?

Мне холодно. Ужасно холодно.

Это единственное ощущение, на котором удаётся сосредоточиться. Кажется, будто чьи-то тёплые сильные руки приподнимают на мгновение мою голову и осторожно опускают её обратно на мягкую подушку, заботливо убирают с лица щекочущие пряди, накрывают меня одеялом.

Я ничего не могу разглядеть. Не получается. Даже не понимаю, открыты ли у меня глаза или просто вокруг слишком темно. И снова проваливаюсь в чёрную пустоту.

Снегопад и не думал прекращаться даже к вечеру.

Зато в номере было тепло и уютно. Негромко потрескивал зажжённый камин и аппетитно пахло свежей сдобой и кофе. Круглый столик, уставленный маленькими тарелочками со всевозможными сырами, колбасами и закусками, буквально ломился от еды. Но есть не хотелось.

Я устроилась на коленях Майка в кресле и, прижавшись щекой к его макушке, наблюдала, как за окном в прощальном танце кружатся снежные хлопья.

– Скажи, у тебя когда-нибудь сбывались желания? – спросил Майк. – Например, что-нибудь простое. Чтобы ты захотела, а оно раз и случилось?

– Вот чтобы раз и случилось? Наверное, нет.

– А в детстве? Какой-нибудь подарок или желание? Такое случалось?

– Ты случился.

– А кроме меня?

Я нахмурилась, выпрямляясь и встречаясь с Майком взглядом.

– Не помню. Ты как-то слишком серьёзно спрашиваешь. Что-то произошло?

– Нет. Что у меня могло произойти? – улыбнулся он. – Только ты.

– Точно?

– Точно. – Майк нежно чмокнул меня в щеку. – На чём мы остановились?

– На том, что тебя что-то мучает. Мне начинать паниковать?

– Нет. Тем более, раз ты до сих пор не запаниковала, теперь уже поздно, – рассмеялся он.

– Это ещё почему?

– Потому что неизвестность страшнее всего. Хотя, – озорная улыбка сменилась задумчивой гримасой. – Иногда мне кажется, лучше не знать.

– Не знать чего? – настороженно уточнила я.

– Что нас всех ждёт впереди.

– Ты такой из-за отца, да?

Ненавистное пятнадцатое февраля. Мы могли убежать вдвоём хоть на край света, но расстояние ничего не изменит: куда бы ты не поехал, ты всё равно берёшь с собой себя.

Майк пару минут сосредоточенно смотрел в окно. А когда заговорил – глухо, печально, – ещё сильнее прижал меня к себе.

– Может, умереть молодым – не так уж плохо. Как мой отец. Или Логаны. Ты на пике. Вокруг бурлит жизнь, у тебя куча планов и желаний. А потом просто всё. Ты исчезаешь. Буквально. Был и больше нет. Раз, и пустота. Конец. – Он щёлкнул пальцами, и я от неожиданности вздрогнула. – Ты бы предпочла всего этого не слышать?

Я отвернулась, уставилась на огонь в камине.

– Я бы предпочла, чтобы у тебя никогда не было причин всё это говорить.

Прохладный воздух пахнет кедром и лимонами.

Силюсь разлепить веки – напрасно. Не выходит. Пошевелиться – тоже. Я даже пальцев не чувствую. Зато вместо опостылевшего гула начинаю различать звуки. Настоящие. Например, громкий повторяющийся писк сбоку от меня, как будто из микроволновки забыли вытащить разогретую еду. А ещё тихий шум кондиционера наверху.

Продолжаю неподвижно лежать, прислушиваясь. Где-то вдалеке по карнизу стучит дождь. Пытаюсь сообразить, где нахожусь. Ни единой мысли на этот счёт. Сосредоточиться не получается, вспомнить что-нибудь – тоже. Думать больно: голова тяжёлая, виски сдавило, а тело будто залили цементом. Стараюсь расслабиться и снова отключиться. Но сон не идёт.

Совсем рядом со мной тихо начинает играть забавная электронная полечка, резко обрывается, сменяясь чьим-то шёпотом. Не могу разобрать фразу, но голос кажется знакомым.

Шёпот приближается, я выхватываю несколько слов:

– …изменений… верить… позвоню…

Очень хочется пить. Мне просто нужно заставить себя проснуться и подняться с кровати. Или попросить кого-нибудь принести воды, но для начала неплохо хотя бы понять, где я и с кем. Первая попытка – неудачная. Вторая тоже. На третьей мне удаётся слегка приоткрыть веки и тут же сильно пожалеть об этом – яркий электрический свет на миг обжигает радужки, ослепляя. Больно так, что из пересохшего горла вырывается хрип. От этого становится ещё больнее – внутренности словно набиты стеклом. Каждое движение отдаётся в теле обжигающей резью, как будто сотни острых осколков впиваются в меня одновременно.