Марина Алант - Границы достоинств

– Белла, милая, дорогая! Я приеду за тобой. Ты ведь поедешь в Москву?

И она кивала в ответ.

– Я скоро напишу тебе. Очень скоро. Жди.

И снова Белла во власти голубоглазого, светловолосого обольстителя (у Марата глаза карие, волосы чёрные, как смоль. Это имеет значение? Ещё какое!)

Наслаждение томлением, романтическая прелюдия и скудные ласки допустимы почти любой скромницей. А дальше, за чертой, плотское удовольствие и хрупкая боль, подчёркивающая приземлённую материальность. Здесь парящая гордость за умение быть для мужчины соблазном вдруг съёживается в пристыженность, смешанную с самозапретным наслаждением. И вскоре яркий концентрированный шар страсти становится похожим на маленькую остывшую планету. А позже, спустя чувственную усталость, этот шар снова наливается, впитывая из памяти и возвышенное, и земное…

Сейчас Белла – остывшая и спокойная, ей гораздо легче, чем несколько часов назад. А завтра она с огненным шаром в груди пойдёт на переговорный пункт и смело признается Марату, что обручена с другим (красивое и подходящее слово: обручена), что ничего уже не изменить, и она уезжает в Москву.

“Маратушка, ты милый, добрый! Очень прошу, прости…”

“О чём ты говоришь, Белла? Ведь мы совсем скоро летим в Германию. И паспорт твой уже готов”.

“Ты не понял, Марат. Мы никуда не полетим. Вернее, в Германию отправитесь вы с твоим отцом, а я останусь”.

“Почему?”

“Потому что никакой свадьбы не будет. Прости, что так получилось. Я люблю другого человека”.

Да, так, что-нибудь в этом роде. Конечно, будет скандал, но она всё вынесет ради Вальки. А фотографию, где Белла с цветком в волосах, смуглая и красивая, Валентин возьмёт с собой, чтобы ощущать присутствие любимой, пока будет длиться разлука.

– Дорогая подруга, что произошло? На тебе лица нет.

Мать в недоумении. Сейчас она всё узнает. Белла не в состоянии унять дрожь.

– И ты ещё спрашиваешь? С какой семьёй я хотела породниться!

Белла съёжилась у стены. Марат сидел напротив, опустив голову. Несостоявшаяся свекровь нервно топталась возле сына. А Руфина перемещала вопрошающий взгляд с одного человека на другого.

– Что же, она ничего не знает? – холодно осведомилась “несвекровь”.

Белла виновато мотнула головой и покраснела. Она полагала, что телефонного разговора с Маратом будет достаточно.

– Твоя дочь расстроила свадьбу. Мой сын всего лишь хочет знать, почему. Что он ей сделал плохого? За что его отвергли?

– Я не верю своим ушам! Белла, это правда?

– Да, – хрипло отозвалась виновница. (Как жаль, что всё услышит папа).

– Ах, Ирма, так часто бывает. Молодые ссорятся и мирятся без конца…

– Мы не ссорились, – проронила Белла, останавливая надежду матери.

– Дочка, родная, помиритесь, – как непривычно ласков и жалостлив её тон, – Марат, сынок, прости её, пожалуйста.

– Какой он тебе сынок? (Это Ирма) Он теперь чужой вашему дому!

Марат, наконец, поднял голову.

– Белла, прости, если я тебя обидел…

Девушке стало жаль бывшего жениха и отвратительно стыдно за неожиданный скандал. Она готова была уже подыграть в сцене примирения, но тут Валькин образ скользнул из памяти в сердце, а оттуда – в самый низ живота и зажёгся там раздражающим огоньком. Белла взглянула на Марата и поняла, что он никогда не сможет потушить этот огонь. И тогда она решительно произнесла:

– Я люблю другого…

Ещё несколько болезненно-обидных слов и всё закончится. Или только начнётся?

– Несмотря на то, что я всегда считала тебя подругой, Руфина, осмелюсь тебя упрекнуть (это “несвекровь”, страшно возмущённая). Ты воспитала дочь плохо! Твоя Белла – ветреная особа и в жёны моему сыну не годится. Пойдём, Марат, пойдём, сынок из этого дома.

Лучше бы Руфина накричала на Беллу, ударила по щеке, что иногда допускала даже с взрослеющей дочерью, но только не говорила бы жалкое и непривычное:

– Белла, за что?..

Назавтра Валька не пришёл, не пришёл он и на следующий день. К третьему вечеру сердце Беллы панически заметалось, огонёк внизу живота разгорелся до нестерпимого жара.

Она разузнала номер телефона в Валькином пансионате, но потом вспомнила, что не знает фамилии возлюбленного.

Через несколько дней девушка почти смирилась с мыслью, что возлюбленный больше не придёт. Он внезапно уехал и, вероятно, не успел её об этом предупредить. Теперь ей остаётся жить ожиданием письма от него, в котором (она пыталась представить) будет много нежных слов и обещаний.

“Белла, укажи каким поездом ты поедешь, чтоб я тебя встретил…”

И так далее, и так многообещающе.

Примирение матери началось с вопроса: – Кто он?

На что Белла загадочно отвечала:

– Скоро узнаешь.

Соседи вскоре перестали таращить глаза на одинокую невесту, и все версии об её несостоявшемся замужестве сами собой развеялись.

Потянулись октябрьские будни, больничные дежурства, тоскливые вечера бесконечных ожиданий. Валька не писал. Ни про поезд, ни про свою любовь, ни про то хотя бы, что он всё ещё её помнит. Белла потеряла аппетит, некрасиво осунулась, намеренно избегала подруг. Ей казалось, они втайне смеются над её нелепым романом. Она всё ещё помнила, какая зависть читалась в их глазах каких-нибудь несколько месяцев назад: Марат понравился всем, а предпочтение отдал Белле. Кому не мечталось выбраться из Богом забытого села, куда вела лишь грунтовая, вечно размытая дорога, в большой многообещающий город? Высокий, хорошо одетый Марат, внезапно появившийся в больнице местного городка (аппендицит в дороге) и немедленно окружённый вниманием молоденьких медсестёр, был чем-то вроде алого паруса для местных “Ассоль”.

Марат… Хороший, добрый Марат, который путешествует сейчас по далёкой Германии без неё, без Беллы… Несчастный Марат… Он никогда не был таким жестоким. Как дорога, оказывается, мужская верность! И как несерьёзен рядом с Маратом Валька.

Октябрь, протянувшись чередой тоскливых, излишне длительных дней, уступил ноябрю, завершившись, но не завершив снедающей Беллиной скуки.

И вдруг письмо! Всегда так непростительно поздно, как пробуждение перед последним шагом в выдранную сном пропасть. Откуда? Прыгающее сердце мешает разглядеть… Неужто прямо из Германии?

Она не разочарована. Она рада вернувшейся надежде.

Вышла ли Белла замуж? Счастлива ли она? Пусть простит за то, что не удержался и написал ей, за то, что не может её забыть.

Белла бросилась отвечать.

– Мама, хорошо ли будет написать, что я скучаю по нему и что, кажется, по-прежнему люблю?

Ах, тошнота невероятная! От избытка чувств или от голода?

Мать с радостной поспешностью удалилась греть нетронутый обед.

Через две недели пришло письмо. В нём было много слов любви и предложение… руки и сердца. Письмо от Марата.