Татьяна Ларина - Тайна Оболенского Университета

– Тебе лишь бы продемонстрировать свою растяжку, – фыркнула Лена, отвернувшись от бывшей подруги, словно та мерзкое насекомое.

– Мне есть, что показать, – в ответ ухмыльнулась Фролова, – ты завидуешь?

– Если бы я так же часто раздвигала ноги, как ты, то и у меня растяжка была бы не хуже, – совершенно спокойно проговорила Лена.

– Идиотка! – Анька вскочила и, ни с кем не прощаясь, ушла за другой столик.

Мы продолжили обед, как в столовую, живо беседуя, вошли мой папа и Арсений. Они выглядели так, словно говорили о чем-то интересном и несомненно приятном для обоих. Во мне, конечно же, разыгралось любопытство, ведь отец, несмотря на то, что хорошо отзывался об Арсении, практически с ним не общался, а тут… Извинившись перед Леной, я отправилась к преподавательскому столику, чтобы… поздороваться.

– Милая, что-то случилось? – сразу спросил отец, как только я подошла.

– Добрый день, Валерия, – кивнул Арсений и, откинувшись на стуле так, что папа не видел его лица, хищно улыбнулся. Мне стало не по себе от такого, но все же я сделала вид, что не заметила его оскала.

– Ничего не случилось, папочка. Я просто подошла поздороваться с тобой… и Арсением Витальевичем. Приятного аппетита, – игнорируя Индюка, ответила я.

– А мы как раз обсуждали тебя с твоим руководителем, – улыбнулся папа, – Арсений Витальевич так хвалил твои успехи.

– Вот как? – я искренне удивилась и перевела взгляд на довольного Романова. Я ни грамма не верила ему и не сомневалась, что Индюк задумал что-то неладное.

– Валерия, я немного ознакомился с вашей работой, – деловито заговорил научрук, – очень неплохо, хотя есть над чем поработать. Как только закончу, получите мое заключение.

– Спасибо, – процедила я, чувствуя, что его заключение еще выйдет мне боком.

– Милая, учебные дела обсудите не за едой. Возвращайся за свой стол, – папа поцеловал меня в щеку и повернулся к Арсению, заводя речь о расписании на неделю.

Кивнув отцу и проигнорировав ехидную улыбку Романова, я вернулась за свой столик. И только я села, как к нам с Леной подбежала Маринка Позднякова. Она, как обычно, была готова поделиться последними сплетнями и начала что-то эмоционально рассказывать, но я ее не слушала. Все мысли крутились вокруг злосчастного научрука. С одной стороны меня пугал его настрой, но с другой… С другой стороны я была готова послать все к черту ради его улыбки, но не такой, которой он награждал меня, а искренней… Как сейчас, беседуя с моим отцом.

– Лер, тебе так повезло работать с этим красавчиком, – захихикала Марина, проследив за моим взглядом, и я тут же отвернулась от Арсения.

– Не говори глупостей. Главное, чтобы он помог с дипломом, – вышло совершенно неправдоподобно, и, кажется, щеки начали гореть. А Маринка только внимательнее стала всматриваться в мое лицо. Ее сканирующий взгляд был способен увидеть малейшую ложь, и это сильно напрягало. Нужно было как-то переключить ее внимание, пока не стало слишком поздно, и моя глупая влюбленность в преподавателя не превратилась в достояние общественности.

– Хочешь сказать, он тебе совершенно не нравится? – не отставала сплетница.

– Нет, он не в моем вкусе, – спокойно ответила я, про себя молясь о чуде, заставившем ее отстать, и мои молитвы оказались услышаны.

– Марин, оставь Лерку в покое, у нее уже есть парень, – Лена заговорчески мне подмигнула, чем окончательно ввела в ступор.

– Да?! Кто? – тут же заинтересовалась Марина.

– Мне тоже интересно, кто, потому что сама я не знаю, – усмехнулась я.

– Разве не ты вчера целовалась с Юркой Ниловым в кино на задних рядах?

– Вот это новость, – Маринка придвинулась поближе, видимо, желая услышать подробности.

– Да, было. Хотели попробовать, но ничего из этого не вышло, и мы решили остаться друзьями, – ответила я, желая отрубить на корню ненужные слухи.

– Ты так останешься старой девой, – простонала Маринка, – а может, ты по девочкам?

– Эй! – я чуть не подавилась соком.

– Ладно-ладно, – девушка подняла руки, но тут же расплылась в улыбке, – зато, раз тебе не нравится Романов, я могу им вплотную заняться.

Как-то резко Маринка стала меня раздражать, и я бы с радостью выплеснула ей в лицо свой недопитый сок. И чего только мне стоило сдержаться.

– Отношения преподавателя и студентки караются увольнением, позволь тебе напомнить, – отчеканила я.

– Не так долго мне осталось быть студенткой, к тому же запретная связь дико возбуждает…

Весь обед я была вынуждена слушать план соблазнения Арсения и горько сознавать, что рядом с Маринкой у меня нет шансов. Даже если забыть о том, что одним своим присутствием вызываю у Романова аллергию, я во всем проигрывала Поздняковой. По ней сходила с ума добрая половина парней Оболенки и не только потому, что она имела миловидное личико и точеную фигурку, Марина была девушка с большой буквы, умела кокетничать, строить глазки и, когда было нужно, демонстрировать свою слабость. Конечно же, она своего добьется, а я, как порядочная подруга (хотя какая подруга?) буду вынуждена хранить их тайну. Единственное, что мне оставалось, и это было верным решением, – выкинуть из головы мысли о глупой влюбленности в Индюка. И лучше всего в этом поможет расследование, на котором и следовало бы сосредоточиться.

С понедельника я занялась изучением росписей Университета. Постепенно исследуя каждую аудиторию и стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, я потратила целых две недели, чтобы отыскать всего четыре символа, расшифровка которых была в книге Радзинского.

Зал риторики украшала потолочная фреска с изображением девы с ребенком на руках. Ни у кого не было сомнений, что изображалась Богоматерь с младенцем, вот только никаких библейских символов рисунок не содержал. Возможно, светский художник, словно живописец Возрождения, изобразил Деву Марию, как земную женщину. Так мы и думали, вот только книга Радзинского не говорила ничего о Богоматери, а трактовала картину как «начало новой жизни в преддверии перемен».

В библиотеке была украшена вся северная стена, но лишь в нижнем правом углу мне удалось разглядеть символ из книги – чашу, в которой отражалось звездное небо, что символизировало «духовное богатство». Очень логично, как и измерительный предмет, напоминавший циркуль – символ «ясного мышления и самодисциплины» в аудитории математики. Последний рисунок гравюры я нашла на кафедре юриспруденции, в аудитории, где преподавал отец. «Восстановление порядка» – изображение воина, в одной руке держащего копье, а в другой свиток.

Следовало бы поговорить с папой, вдруг ему что-то известно о росписях, но я никак не могла решиться. Было страшно, что мой отец с этим связан, и хотя я старалась отбросить эти мысли, все чаще приходила к выводу, что он что-то знает. Как-то раз я все же завела снова разговор о Радзинском, но была грубо перебита, отец дал ясно понять, что ничего, кроме диплома и прочих учебных дел, обсуждать не намерен.