А. Федоров - Масон

Теперь я осознал алгоритм моего первобытного мышления, общения с исторической правдой, художественным вымыслом, дедуктивным методом раскопок истины. Завязавшийся неожиданно детектив, оказывается, я распутывал не с помощью логики сыщика, а благодаря тому, что называется "аналогия". Аналогия рождалась в моей голове сама собой. Я давно научился уважать такие "пришествия": нельзя ничего отбрасывать, все нужно постигать максимально глубинно! Для того приходится прибегать и к контрастам. Вот он – мой метод, дарованный Богом.

Теперь "аналогия" швырнула меня в объятия "поэтической аллегории": на этом поприще шпаги скрестили Бунин и Набоков – оба замечательные поэты, изгнанники, мученики! Именно у корифеев русской поэзии мой совершенно анархический вымысел заставил память искать помощи. От Бунина пришли строки: "Настанет день – исчезну я, а в этой комнате пустой все то же будет: стол, скамья да образ, древний и простой. И так же будет залетать цветная бабочка в шелку – порхать, шуршать и трепетать по голубому потолку". Набоков, всегда топтавшийся по следу Бунина, предложил свой вариант: "И немой, в лучистой одежде, я рванусь и в чаще найду прежний дом мой земной, и как прежде дверь заплачет, когда я войду. Одуванчик тучки апрельской в голубом окошке моем, да диван из березы карельской, да семья мотыльков под стеклом". Я-то видел почти органическую связь двух вариантов поэтических аллегорий, раскрывающих душевные муки поэтов. Мне казалось, что они вскрывали универсальные переживания человека, живущего в любую эпоху, в любой стране. А вот что делать с читателем? Как он будет выпутываться из лабиринтов фантазии, нагороженных автором? Захочет ли он принимать на себя муки творчества, учитывать особенности его индивидуального метода?.. Может быть, читатель отмахнется рукой от всей этой галиматьи, а автора постарается признать сумасшедшим…

Я махнул рукой на твердолобого читателя и вновь соскользнул в историческую тьму – в тьму тараканью… "Не было никаких оснований для подозрений короля Франции Филиппа IV в несправедливом отношении к Ордену Тамплиеров. Главные резиденции ордена были разбросаны по всей стране. Еще 12 октября 1307 года мастер тамплиеров Жак де Моле был удостоен чести приглашения самим королем на торжественные похороны принцессы Катерины. Она была женой брата Филиппа IV, Карла Валуа.

На следующий день Гийом де Ногаре – доверенное лицо короля и большой мастер по тайным акциям – приступил к основной фазе выполнения коварного плана. Основой для разгрома тамплиеров было ложное обвинение в том, что рыцари "плевали на святой крест" и были подвержены содомии, ереси – "похабным поцелуям" новичков, принимаемых в орден. Членов братства арестовывали по всей Франции одномоментно, неожиданно и массово – "стригли под одну гребенку" весь состав ордена. Папа Климент V направил королю свой формальный протест, ибо только церковь имела право заниматься разбором прегрешений своих непосредственных подданных – членов монашеских орденов. Но у короля Франции были собственные резоны. Такие резоны стоило расшифровать повнимательнее, именно для того я и нырнул в историю Франции глубже.

Около 700 года золотые деньги исчезают, правильнее сказать, их последовательно заменяют серебряными. Оборот денежной массы быстро пошел счетом на миллионы. Нельзя забывать, что города и села Франции был набиты втугую рынками и лавочками. Больше всего торговали крестьяне: власти вынуждены были издать специальную грамоту. В ней говорилось: "Должно в городах и городках следить за крестьянами, что несут на рынок печеный хлеб, мясо или вино. Должно помешать им обманывать покупателя". Я даже вспомнил картину Лепренса из Лувра – "Рынок скота в Онфлере" Такой рынок даже в 1823 году привлекал многочисленное число крестьян из края Ож и верхней Нормандии. Полотно – живописное, дающее определенное представление о порядках в здешних местах. Конечно, фигурами весьма колоритными были потомственные купцы, но евреи по-прежнему действуют активно, их колонии можно встретить в Арле или Ниме, в Майнце, Вердене. Во времена рыцарства Филиппа на таких рынках вовсю торговали рабами-пленными, много среди них было выходцев из славянских краев. Наших собратьев потом вывозили в мусульманскую Испанию, значит и там дал рост славянский генофонд. Византийская империя для торговцев-евреев была практически полностью закрыта, но они двигались с товаром, огибая ее через Египет, Сирию и достигали даже Индии и Китая. Набирали силу и купцы итальянские, скандинавские. Примечательно, что не в Европе, а именно в России и Скандинавии сохранилось до нынешних времен более 200 тысяч мусульманских монет. Они прочерчивают известный "пунктир" торговых путей и застревают именно там, где была плохо налажена чеканка собственной золотой и серебряной монеты. У французских тамплиеров были большие запасы золота, серебра, драгоценностей"…

Я невольно ойкнул от возникающих понятийных ассоциаций: "миром, как ни крути, правит металл". И эта "зараза" завелась, оказывается, очень давно. "Металлу" подвластны и короли, и крестьяне, и купцы различных национальностей. Я встал, влекомый желанием взглянуть из окна во двор: "потертого мужика" там не было, но зато двор битком был набит дорогими иномарками – а это уже повод для раздора, классовой агрессии, простолюдинского мщения… И я вернулся к своим прежним размышлениям, несколько изменив общую социальную ориентацию. Мне мерещилась в виде яркой, мерцающей кровавой сущностью кривая – "инверсия биологических циклов", давно доказанная учеными. К 850 году был достигнута "вершина" такого графика. С 950 по 1350 годы – обозначился медленный подъем кривой и стремительный спад – вниз через две ступени с 1350 по 1450 годы. Короли Франции, наверняка, чувствовали эти процессы не только карманом, но и печенью. Но власть пытались бороться с ними каждая по своему. Действовало и веление биологического начала – собственный индивидуальный и национальный генофонд…

Ко мне приперлось новое видение!.. "Тьма была непроглядная, но еще страшнее и мучительнее действовала вонь, исходящая от потока нечистот, сливавшихся по каменному желобу в "гальский мешок". Так называли особую камеру – зарешеченную каменную яму, куда сажали особо важных преступников. Сюда по открытому желобу транзитом стекали экскременты, моча, рвотные массы, отработанная вода со всей тюрьмы. В "мешке" томилось несколько рыцарей-тамплиеров, уже давно арестованных и теперь – с 13 октября по 22 ноября 1307 года – подвергаемых страшным пыткам. Тюремщики поставили цель – любыми методами вырвать подтверждающие свою версию признания. Многие из мучеников, многократно рисковавшие жизнями на полях сражений, прошли через "гальский мешок". Другие висели прикованные на цепях вдоль подземелья, не имевшего окон, освещения, притока свежего воздуха. Доброкачественная пища была недоступна узникам. Все они в результате искусно спланированной акции в одну ночь были вырваны из рядов самой мощной в Европе религиозно-военной организации, обладавшей огромными материальными ресурсами и отборными рыцарскими подразделениями. Не делалось различие ни для самих рыцарей, ни для их оруженосцев, священников, слуг, наемных служащих. Невероятным было то, что как члены духовного ордена они не подлежали аресту и пыткам, но об этом инквизиторы на время забыли. Исключение было сделано только для Жака де Моле – Великого Мастера Тамплиеров.