А. Федоров - Масон

– Но времена доминирования каганата прошли: теперь процесс ассимиляции бывших повелителей потребует осеменения и трансформации генофонда через несколько совершенно иных пар поколений. Но главное, какими они войдут в новый социум.

Олег продолжал развивать атаку на несметные полчища степняков, достаточно помучивших древнюю Русь. Но не "историческая правда" бушевала в его сердце: просто сейчас Верещагин вдруг ясно и четко осознал, что "собака зарыта" не на поле национализма, а спрятана в кустах чертополоха, имеющего универсальное название: поведенческая психология. Это ведь только у нас на Руси так много льют слез и патоки по поводу "самоопределения наций". А цивилизованные государства все определяют иначе: они оценивают "качества гражданина" у каждого из проживающих в их стране. Если ты не встаешь при звуках гимна твоего государства, не вытягиваешься в струнку перед государственным флагом, при появлении президента страны – то ты и есть говно, а не гражданин и твоя национальность здесь ни при чем. Проще говоря: не национальность красит человека, а его личностные качества. Подлец – при любом цвете кожи только подлец!.. Но Олегу очень хотелось пофилософствовать, потому что была у него такая врожденная черта характера – рассудительность…

– Их необходимо сплести биологически и поведенчески с коренными петербуржцами. Но ждать "кочевнику" некогда, и тут уже без авантюр не обойтись: подлог и шельмование в юридической практике – это криминал или просто поведение плохо воспитанного человека?

Олег и не собирается ждать моего ответа, он сам правит бал – уже готовые тезы и антитезы пачками трусятся из него. Александр Блок принялся помогать и ему: "Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет и душный, смертный плоти запах"…

– Но с помощью вранья можно победить только недоумков, потому деятельность новоявленного "кочевника" обязательно потерпит крах. А, возможно, жестокая пуля нащупает лоб этого кретина.

Опять вмешался Блок с известными стихами: "Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" Олег приблизил губы к моему уху и приглушенным голосом заявил:

– Я полагаю, что масоны-петербуржцы должны стоять на страже чистоты своих рядов.

– Судите сами, господа, – теперь уже Олег обращался ко всему сообществу слушателей броской инвективы, – разве мы могли в юности явиться в чужой двор, скажем, на Петроградской стороне или Васильевском острове, и затеять там свару, приняться права качать среди проживающих там подростков? Такой чудак сразу же получил бы по соплям, на всю жизнь запомнил бы "кулак воспитания"…

Нависло гробовое молчание, но Блок делал свое дело: "Не сдвинемся, когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города, и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить!"

Каждый из присутствующих, видимо, сделал свои собственные выводы. Павел Олегович подошел к машине и молча распахнул заднюю дверь – как бы приглашая нас к ответу, теперь уже перед его величеством Законом. "В последний раз на светлый братский пир сзывает варварская лира!"…

– Здравствуйте, господа! – зарядил первую пулю майор, явно направленную не в наши лбы. – Рад вас видеть, весьма благодарен, что нашли время заехать и помочь мне прояснить кое-какие вопросы…

Начало было неплохим, а, самое главное, вежливым. Видимо, действовали и парадигмы, высказанные только что Олегом. С таким человеком можно было "варить кашу" на общей кухне. Пожали друг другу руки и под конвоем Колесникова двинулись вовнутрь здания. На площадке второго этажа, словно из-под рукава, выскочила капитан Иванова Елизавета Генриховна – тоже в форме, при наградах и знаках различия. На ее шикарной груди награды выглядели как-то по особому величественно, привлекая внимание по всей линии мужского восприятия, то есть, как говорится, от мозгов до яиц.

От неожиданности следователь даже щелкнула зубами, но ничего не сказала – не поздоровалась, не спросила о погоде, не поиграла женскими лядвеями на мужскую публику… Колесников, как бы мило беседуя с нами, прошел мимо "очарованной странницы". Он преодолевал лестничные марши, словно новейший танк, снося своей мощью испуганных лошадей, повозки, людскую силу…

Показалось, что в восприятии женщины-капитана остался след тоски по нашей криминальной плоти, которую ей хотелось самостоятельно попробовать на зубок. Было понятно, что майор резко переиграл кого-то, продемонстрировав изобретательность и высокую квалификацию ума. Это ведь он, без всяких оперативных мероприятий, разыскал и заманил в "сети шпионажа" двух маргиналовой, чуть было не поданных во всесоюзный розыск. Нас, скорее всего, уже давно безрезультатно отлавливали всем оперативно-розыскным отделом 127 отделения. И капитан Иванова потирала руки, горячо желая позора начальника следственного отдела. А вот Колесников сумел без всякого напряга пригласить нас на откровенную беседу: теперь мы, словно братья, шли и мило беседовали о чем-то приватном… Учитесь работать, "шелесперы"! – всем своим независимым видом говорил майор окружающим и, в первую очередь, капитану-следователю, броской женщине – Ивановой.

Пришли в знакомый кабинет на втором этаже… Никто не собирался оформлять явку с повинной, просто задушевная беседа продолжилась…

– Господа, старые знакомые, – начал свою речь начальник следственного отдела, – конечно, как вы понимаете, мне бы хотелось попросить у вас права на получение откровенных и исчерпывающих ответов. Только от них будет зависеть успех расследования, уже начинающего набирать крутые обороты. Мы сейчас в большой спешке проверяем имеющийся материал, пытаемся обобщить его и представить в одном общем деле. Времени в обрез, начальство кует железо прямо у подчиненных на голове. Дело находится на контроле руководства по всем звеньям должностной иерархии вплоть до Москвы. Прокуратура тоже не дремлет. Я рассчитываю на вашу помощь следствию!..

Олег и я забуркали утвердительно, дескать все что знаем обязательно выложим. Колесников был рад несказанно, но, скорее всего, он просто нам мастерски подыгрывал. Однако на фальши мы его еще не поймали…

– Давайте начнем плясать от печки…

Колесников взглянул на нас трепетно и с настороженностью. Мне почему-то показалось, что его сейчас больше заботит то, чтобы мы с неуместной откровенностью не подсадили бы самоих себя – то есть не вляпались бы в дерьмо по собственной воле! Но нам-то было нечего бояться, и мы закивали утвердительно буйными головушками…

– Никаких поводов для нарушения вашего покоя, как добропорядочных и законопослушных граждан, у нашего ведомства не было. Но не скрою: у нас появилось несколько дней тому назад желание повстречаться с вами для того, чтобы задать несколько вопросов. Не будите ли вы так любезны прояснить ваше недавнее место пребывание. Сдавалось, что вы прямо как Воланд когда-то в Москве со своей знаменитой компанией, присутствовали в Санкт-Петербурге, но были неуловимы для следственных органов…