Света Нигматуллина - Подруга

Он совсем растерялся.

– Да ладно тебе… Ир. Ну все же, все. Все хорошо уже. Хватит. Ну!

Я пыталась успокоиться и не могла. Меня все еще тошнило.

– Да не реви, все, ну, я тебя сейчас выгоню. Мне лужи в салоне не нужны. Где там твой маньяк? Мужчина, заберите ее! Держу! – Данил шутливо взял меня за руку. Потом будто понял, что это слишком, и отдернул ее. Завел машину, стряхивая момент. Я от удивления почти перестала плакать. Он смутился.

– А ты зачем мне, кстати, звонил? – наверное, мое лицо выглядело ужасным, а тушь расползлась по щекам.

Поглядывая в зеркало заднего бокового вида, он выехал со двора.

– Я хотел извиниться.

Я подняла брови. А он, вернувшись в свой привычный и уверенный панцирь, сказал:

– Да эта история в субботу. Антон перепил. Надо было его раньше привезти. Он попросил забрать, а я уговорил его еще посидеть. Тебе, наверное, было неприятно.

О, это даже трогательно, сразу видно – человек не знает, как мы живем.

– Еще скажи, тебя мучает совесть, что и в воскресенье он помогал тебе с машиной, – я почти улыбалась, наслаждаясь его растерянностью.

Пока не поняла, что уж как-то она чрезмерна.

– В воскресенье? – Данил спрашивал осторожно, прощупывая дорогу, как будто шел по тоненькому льду. Бортовая подсветка освещала русую щетину на его щеках и черты лица, рубленые, будто он сделан из камня. Прямой нос, очерченные губы, сухая кожа, волосы, падающие на лицо. Антон говорил, что он всегда был закрытым, а после трагедии в семье превратился в скалу.

Я, возможно, была глупой дурочкой, боявшейся собственной тени, но его, мне казалось, я понимаю лучше, чем другие.

– Вы что, не были вместе в выходной?

– Слушай…

Волна гнева начинала бурлить и поднималась, накрывала изнутри. Вместе с ней к горлу снова подступила чертова тошнота.

– Не надо, ладно, все ясно, – попросила зло и махнула рукой. – Говорить ничего не надо, правда, просто нет.

Легкая атмосфера улетучилась, словно и не было ее. Мы доехали до дома в звенящей тишине. Я вышла, молча закрыв за собой дверь.

Антон спал, раскинувшись в домашней одежде поверх покрывала на нашей кровати. На полу снова валялись вещи, а в раковине скопилась грязная посуда. Разве так трудно засунуть ее в мойку? Я пошла в душ, но, прежде чем встать под горячую воду, не смогла преодолеть очередной порыв рвоты и склонилась над унитазом. Меня вывернуло наизнанку. Сидя на кафельном полу, я написала Соне:

«Как дела?»

Боль перестала вмещаться в меня и рвалась наружу.

Когда я открыла глаза, легче мне не стало. Разламывалась голова. Я уснула в гостиной и дрожала от холода под тонким покрывалом, не в силах встать и достать из шкафа плед. Я надеялась, что с рассветом все пройдет, но к шести утра меня снова начало тошнить. Раздражали запахи, я нервно швырнула в мусор деревянные палочки, воткнутые в стеклянный флакон ароматизатора. Но они все равно продолжали пахнуть, даже в ведре за дверью мойки.

Проснулся Антон.

– Что с тобой?

Я пожала плечами, сил не было, будто и не спала вовсе.

– Слушай, ты что-то бледная, – он вглядывался в мое лицо пристальнее, чем за последние пару лет жизни.

Если это заметил мой муженек, значит, действительно был повод для тревоги.

– Все нормально, – неубедительно сказала я. Губы пересохли и начали трястись.

Муж окончательно проснулся.

– Слушай, собирайся, поехали в больницу…

Попытался потрогать лоб. Я отшатнулась и помотала головой. Он смотрел на меня с сомнением и тревогой. Я вспомнила дни, когда умерла мать и я кричала ночами, а потом билась в ознобе, и он укутывал меня, как ребенка, держал в объятьях, пока я не засыпала снова.

– Нет, лучше вызовем домой. Ложись.

Антон сходил за одеялом и взял в руки телефон.

Но меня этим было не обмануть. Я только вспомнила сладкий запах иланг-иланга, смешанный с терпким мужским потом на его рубашке, и снова побежала в ванную. Мне опять захотелось рыдать – боже, я не любитель плакать. Вселенная что, открыла какой-то космический кран?

Приехавший за час врач измерил температуру, давление, посмотрел горло (я тяжело сглотнула). Потом ощупал живот, спускаясь чуть ниже. Руки у него были теплыми – это что, часть прайса семейного доктора клана Елец? Закончив осмотр, он мягко спросил:

– Ирина, вы замечали какие-то тревожные признаки – излишнюю сонливость, перепады настроения, боли при мочеиспускании, головокружение, резь внизу живота?

Я задумалась. Да, мне часто хотелось спать, но лишь потому, что ночами мешали расслабиться мысли. Я покачала головой.

Антон стоял в дверном проеме, нетерпеливо ожидая вердикта.

– Ну что там, доктор?

Врач снял очки. Интересно, каково это – работать терапевтом круглые сутки?

– Я рекомендую приехать завтра ко мне. Сделаем УЗИ брюшной полости, парочку осмотров по гинекологии и общие анализы. Ну и, пожалуй, ХГЧ. Но это так – для проформы.

– ХГЧ? – я подняла с подушки голову.

– Да, – врач улыбнулся. – Хорионический гонадотропин. Гормон, который начинает вырабатываться после имплантации эмбриона.

– Какого эмбриона? – опешившее лицо моего мужа могло бы выглядеть смешным, но мое было ничуть не лучше.

Доктор посмотрел на нас с теплотой, наслаждаясь моментом.

– Говорить рано, но пальпация подсказывает мне, что Ирина Валерьевна совершенно здорова, как и ее брюшная полость, разве что там зарождается новая жизнь.

Антон закрыл дверь за врачом, сел ко мне на край кровати и взлохматил свои волосы. Я сидела, не в состоянии что-то сказать. В голове все смешалось, сердце билось в груди – бум-бум, выламывая ребра.

Ребенок

Осторожно, чтобы он не заметил, под покрывалом я положила руку на свой живот, пытаясь что-то прочувствовать, понять, ощутить. Тишина. Ноль.

Да как это возможно…

Наш секс с мужем давно стал редким, дежурным. Я просто покорялась, и все заканчивалось довольно быстро. Порой мне казалось, что и он делает это для галочки, исправно выполняет тот самый супружеский долг. Наша страсть угасла довольно быстро, как часто бывает у людей, годами живущих под одной крышей. На смену ей должно прийти что-то другое. Но иногда это место остается свободным.

Значит, мой ребенок зачат вот так, в неловкости, в темноте, а я, его мать, просто ждала, когда все закончится, прогоняя от себя все мысли, утешая себя тем, что скоро я останусь одна, посмотрю сериал, полежу в ванной, съем вкусный ужин. Возможно, его отец представлял в этот момент другую – девушку с дразнящим запахом. Это у нее он был в воскресенье? Перед лицом появился Данил, пытающийся ничем не выдать удивления. Его сдавали с потрохами глаза, как всегда.

Но все это ничего

Антон смотрел на меня с долей тревоги.