Дмитрий Безуглый - Отдых по пятницам

Погуляли на славу! Я кое-как под утро добрался домой, плюхнулся в кровать и продрых кучу времени, пока меня не разбудил звонок телефона. Сначала я подумал, что это звенит в моей одеревенелой голове, потом сообразил, что нет, еле поднялся с постели, взял трубку и что-то в нее пробубнил.

– Добрый день, Данила Сергеевич, – прозвучал в ответ знакомый и ровный голос капитана Ивченко.

– Зз…драсьте, – буркнул я, пытаясь заставить мозг работать.

– Я вас разбудил? Простите. Мне нужно, чтобы вы срочно подъехали ко мне.

– Ээ-э… я себя…ммм… неважно чувствую, и…

– Ничего. Кофе у меня есть. Аптечка в отделе имеется. Так что жду вас. Чем скорее, тем лучше. Пропуск будет на вахте. Назовете фамилию и скажете, что ко мне. Вас проведут. – И он, не дождавшись моих неуверенных возражений, дал отбой.

Я тупо взирал на телефонный аппарат и слушал мерные гудки из динамика, стараясь сообразить, что ему от меня нужно. К чему готовиться? Ингу нашли? Еще кого-то привалили? Или меня прижать на признание хочет? Или что? Я был в растерянности.

Голова трещала по швам даже тогда, когда я подымался по лестнице на этаж, где был кабинет следака, в который меня вел постовой.

– Здравствуйте, Воронцов, – спокойно, словно плюнул, сказал Ивченко и махнул рукой в сторону стула. – Присаживайтесь.

Я кивнул и присел. И понял, это очень хорошо, что я ночью так нажрался – нервы мои еще спали под влиянием алкоголя, а равнодушие и пофигизм были составной частью тяжелого похмелья. Мне сейчас было по барабану все, и я забил на все, и на этого спокойного и нервирующего мента тоже забил.

– Тяжелая ночь? – внимательно изучая мой фейс, спросил капитан.

– Нормальная.

– Ну-ну.

Он опустил взгляд на бумаги, лежавшие на его столе, и продолжил что-то читать, не обращая на меня внимания. Я молчал. Так в тишине прошло несколько минут, прежде чем он, наконец, отодвинул от себя чьи-то письменные творения и откинулся на спинку кресла.

– Зачем вы мне солгали, Воронцов? Нехорошо.

– Солгал? – я изобразил искреннее удивление.

– Насчет вашей подруги. Инги Соколовской. Где она? – он вдруг наклонился вперед и буквально врезался в меня своими колючими глазами, будто стараясь просветить все мое нутро словно рентген. Но, как я уже говорил, мне-то пофиг. Я ведь в состоянии тяжелого похмелья – есть все-таки Бог на свете!

– Я вам не лгал, – ровным голосом возразил я. – Вы меня о ней не спрашивали.

– Где она?

– Мне почем знать. Инга – девушка свободная, отчитываться предо мной не обязана. А что? – и я изобразил испуг. – С ней тоже что-то случилось?

– Не играй со мной, сявка бритая! – вдруг заорал он, отчего я невольно вздрогнул; слишком уж резкий перепад эмоций для него, да и для меня также. – Говори, где Соколовская, иначе упеку в камеру к пидорам! Там заговоришь! Там тебе дырку на всю жизнь растянут вместе с репутацией твоей бандитской!

Я промолчал, пожимая плечами. Неужели знает? Да нет, вряд ли. Если бы знал, что я ее упрятал, то наверняка бы уже знал и место, где сейчас кочурится моя подружка.

– Молчишь?

– Так сказать нечего, – ответил я, и голос мой прозвучал спокойно и уверенно.

Теперь замолчал капитан, изучая меня своими зенками. Я понимал, какие противоречивые мысли бродили в его башке, но вот на испуг ему взять меня не удалось, а для дальнейшей раскрутки у него просто не хватало информации. Он не мог меня прижать. Нечем. Пока. Им возобладало спокойствие, словно тот секундный всплеск эмоций не посещал его вовсе.

– Рассказывай все, что знаешь о гражданке Соколовской. Все, до мельчайших подробностей. Начинай с момента, когда видел ее в последний раз. Подожди. – Он поднял трубку телефона, набрал какой-то внутренний номер, кого-то позвал, а уже через минуту в кабинет впрыгнул тот самый "мент-сочинитель" с перебитым носом, которого он назвал в прошлый раз Пушкиным из-за творчески составленного документа.

– Пиши протокол, – бросил ему Ивченко.

Я кротко вздохнул, лихорадочно соображая, с чего начать и как не запутаться в словах. И начал. А начал с того дня, когда Инга зашла ко мне в гости, в пятницу, накануне нашего планового и шального отдыха в ночном клубе, где впоследствии произошла облава, вызванная убийством Ксюши Розановой, из-за которой я и встрял в этот блудняк. А дальше было проще. Дальше я излагал все, как на духу, в принципе, ничего не утаивая, а лишь опуская ненужные подробности. Рассказ Инги о том, что не так давно они сняли товарища Голикова Кирилла Борисовича, кандидата в мэры города и "отличного семьянина", я также упустил. Мужская солидарность, скажете вы? Хрен там! Просто не хочу навлекать на голову своей встрявшей в дерьмо подружки лишние беды-хлопоты. И мне они ни к чему.

– Это все?

– Собственно, да, – ответил я.

– Где она сейчас?

Блин, он что – тупой?! Я же отвечал ему на этот вопрос.

– Не знаю. Правду говорю. С того дня я ее больше не видел. Ее что…тоже…того?

– В момент убийства Розановой она была с ней, – как-то вяло сказал капитан. – После исчезла. Где она может быть? Ее родственники? Близкие друзья? Любовники? Вспоминай, Воронцов. Не выйдешь отсюда, пока все не расскажешь!

Хорошенькое дело! Мой мозг напрягся весьма серьезно. Похоже, этому следаку так и хотелось упечь меня в предвариловку. Садист хренов! Самое паршивое было то, что я и вправду почти никого не знал из ближайшего окружения Инги, кроме дохлой Ксюши и пожилой мамы, частенько прикладывающейся к бутылке с алкоголем. О чем и сказал вслух, понимая, – такой ответ вряд ли обрадует не на шутку разозленного мента. А потом началось! Он принялся методично меня допрашивать, задавая по многу раз одни и те же вопросы, но в различных интерпретациях, пытаясь поймать на несоответствии. Всю душу вымотал, гад! Я пару раз и вправду запутался, но вовремя поправлялся, ссылаясь на головную боль и похмелье. У меня аж язык распух и глотка высохла от частых ответов, а в голове жужжало так, что рой ос позавидовал бы.

– Может, хватит, а? – не выдержал я. – Хотите меня в КПЗ оформить? Валяйте. Только я ни при чем, ничего не знаю, и больше ничего не скажу. У меня жутко голова болит, и вообще я пить хочу. Все. Баста!

Ивченко недобро зыркнул на меня, его большеголовый писарь вопросительно взирал на нас обоих, ожидая продолжения писанины, а я прокашлялся, чувствуя, как саднит иссохшееся горло.

– Ладно. На сегодня все. Подпиши и проваливай, – зло рявкнул капитан.

– Подписывать опасаюсь, – осторожно промямлил я.

– Не понял?

– Вдруг ваш…ммм… коллега вновь накорябал чего не так. С ошибками да высоколитературными фразами. А подпись-то моя. Вот.

– Слышь ты?! – начал привставать "Александр Сергеевич". – Грамотный? Так я счас…

– Молчать! – гаркнул капитан. – Подписывай.