Дмитрий Безуглый - Миля дьявола

Город Грац, Австро-Венгерская империя

08-09мая 1879 года

Несмотря на поздний вечер, улицы Граца, что на юго-востоке Австро-Венгерской империи, были многолюдны. Прекрасная погода и отсутствие ветра давали возможность жителям тихого и уютного городка наслаждаться прогулкой. Особенно у реки Мур, чья водная гладь отражала плывущие по небу темные, кустистые облака и многочисленные блики света газовых фонарей, установленных вдоль набережной. Спокойствие этого места было дерзко нарушено мчащейся во весь опор парой ольденбургских скакунов, запряжённых в ландо чёрного цвета с ярко красными рамами и колёсами. Резво подгоняемые кучером, лошади вылетели на мост через реку и помчались так быстро, что идущие по краю мостовой люди от неожиданности шарахались в стороны. Металлический звук подков «крошил» брусчатку и угрожающе разрывал такое долгожданное спокойствие горожан, наставшее несколькими днями ранее после доброй вести о том, что «могильный умертвитель» наконец пойман и заключен под стражу.

– Эй! Эй! Поосторожнее, черт бы вас побрал! – возмущенно прокричал вслед экипажу хорошо одетый мужчина с миловидной барышней, держащей его под руку.

Но ландо уже скрылось за поворотом – только цокот копыт и звон колес о мостовую все еще были хорошо слышны прохожим. Чем дальше карета удалялась от центральной части города в сторону района Грис, тем людей на улицах становилось гораздо меньше. Это не удивительно, ибо дорога вела к городской тюрьме Грац-Карлау и той части города, куда прохожим и зевакам заходить не рекомендовалось. Особенно с наступлением темноты.

– Тпру-у-у! – сильно натянув на себя поводья, громыхнул кучер, останавливая фыркающих скакунов. – Прибыли!

Дверца ландо открылась – наружу ловко спрыгнул среднего роста и крепкого телосложения молодой мужчина в отлично сшитом, дорогом костюме темно-серого цвета и крахмально-белой сорочке. На ногах были до блеска начищенные лакированные туфли ручной работы, сделанные под заказ. Его фигура говорила о хорошем происхождении и статусе. Прямая осанка и чуть приподнятая голова, с первого взгляда, могли быть восприняты как свидетельство особого высокомерия. Однако стоило посмотреть в его глубоко посаженные глаза с чуть нависающими над ними верхними веками из-за довольно больших надбровий, как тут же становилось понятно, что высокомерие ошибочно спутано с достоинством. Мужчина был широк в плечах, его расправленная грудь только подчеркивала заметную «породистость» и открытость души. Овальное, с правильными чертами лицо и широкий лоб, который не мог полностью скрыть даже цилиндр, только подтверждали это. Благородная стать добропорядочного господина была такой же естественной, как восход солнца по утрам, а плавные, гармоничные движения тела источали продуманную безупречность и уверенное спокойствие прежде всего в самом себе. Его голову покрывали коротко стриженные черные волосы, искусно соединенные тонкими бакенбардами с такой же коротко стриженной, клиновидной бородкой и усами, которые несмотря на молодость ее обладателя, уже содержали в себе изрядное количество седины. Однако это совершенно не портило внешний вид, а наоборот, добавляло лоск соизмеримый с положением в обществе. Правильной формы нос, слегка сведенные к переносице брови и серьезный, вдумчивый взор, источавший интеллект и редкую для множества людей нравственность, довершали элегантный образ хорошо сложенного, стройного мужчины, который невесть зачем прибыл в это жуткое место.

Прямо перед ним располагалась тюрьма Грац-Карлау, где содержалось более пятисот преступников, арестованных и осужденных за различные, в том числе и особо тяжкие, преступления перед короной. Несколько больших и мрачных зданий по пять этажей в каждом, огражденные высоким, каменным забором, образовывали ансамбль в форме буквы «Т». Внутри узилища было куда мрачнее. Сырость, плесень и невыносимое зловоние от сотен немытых тел, которые громоздились вповалку на холодном, склизком полу. Та камера, где была устлана гнилая солома, считалась более привилегированной. Грац-Карлау обладал также и набором одиночных камер, куда могли помещать состоятельных преступников, способных отдать звонкую монету за удобства. А если ты был еще богаче, то иногда дозволялось даже покутить. Проскользнёт какая-нибудь барышня под видом родственницы, да и закатится пирушка с вином и развратом, что было далеко не редкостью. Бывало, старший жандарм или охранники, дабы не особо рисковать, соглашались попросту приводить кого-то из женского крыла тюрьмы. Такое положение дел было выгодно всем: надсмотрщики получали вознаграждение, узник мог покутить напоследок перед казнью, а преступница, также предаваясь радостям любви, беременела. Ведь в положении она могла отсрочить день собственной казни или даже ее избежать. Поэтому жили узники Грац-Карлау тесно, грязно, но не долго. Однако с задором и сладострастными утехами.

На центральных воротах дежурил караул из нескольких военных жандармов. Рядом со входом в тюрьму стоял человек в штатском, сложивший руки за спиной, судя по всему, ожидавший прибытия экипажа. Увидев, как с подножки ландо спрыгнул только что приехавший мужчина, он поспешно зашагал ему навстречу.

– Добрый вечер, профессор! – почтительно приветствовал он гостя и даже несколько заискивающе поклонился.

– Здравствуйте, герр Рауш! – лицо ученого оставалось непроницаемым. – Прошу простить за столь поздний визит.

– Ну что вы! Что вы! Я всегда к вашим услугам!

– Благодарю вас, – кивнул профессор. – Не будем терять времени.

Никлас Рауш уже довольно долгое время занимал должность начальника тюрьмы Грац-Карлау. И всегда знал, – стоило в вверенном ему узилище объявиться новому арестанту, совершившему какое-либо омерзительное насилие над человеком, как тотчас же следовало ожидать прибытия доктора Рихарда фон Крафт-Эбинга, знаменитого психиатра и невролога, ученого-исследователя и криминалиста. Сопровождалось это распоряжением высокого начальства, которое, хоть и с опаской относилось к исследованиям доктора, но вместе с тем проявляло должное уважение. Последнее подкреплялось действенной помощью ученого, который своими нестандартными измышлениями приносил результат – некоторых весьма опасных извергов ловили благодаря его рекомендациям. Профессор фон Эбинг заведовал кафедрой психиатрии Грацского университета, которая считалась лучшей в империи после Венского университета. Это всего лишь на одну ступеньку ниже самого высшего положения в науке врачевания души и мозга. Одновременно он возглавлял «Фельдхоф» – заведение для помешанных. Его научные работы публиковались по всей Европе и слыли особо дерзкими и пугающе правдивыми, опережающими время. Имя доктора фон Эбинга знали далеко за пределами австро-венгерской империи. Кафедры ведущих клиник и университетов разных стран, в том числе России и Англии, с нетерпением ожидали приезда профессора, считая его самым эрудированным психоневрологом континента. Поэтому иметь возможность пожимать руку великому ученому современности и пребывать в его обществе льстило такому посредственному служащему, как Никлас Рауш.