Диана Гайнулина - Томка вне зоны доступа

– Доброе утро, пчелка!

Настя приподнялась, улыбнулась, глянув поверх очков.

– Антон Васильевич, доброе! Кофе сразу или попозже?

Настя до сих пор обращался ко мне на «вы» и по имени-отчеству. Я устал ее уговаривать сократить дистанцию.

– Давай сразу, дорогая.

Я прошел к себе в правое крыло. В приемной перед моим кабинетом (кстати, единственным в конторе, скрытом от посторонних глаз жалюзи) Петя Тряпицын, развалившись в кресле и подперев рукой щеку, глядел в монитор компьютера.

– Заместитель моего высочества скучает? – пошутил я, переиначив его собственное традиционное приветствие.

– Жду перезагрузки, – ответил тот. – Компьютер пора чистить. Грузится по утрам как четыреста восемьдесят шестой.

– Ты еще помнишь такие? Позвони в сервис.

– Уже.

Петя порылся в бумагах на столе, выудил из-под стопки документов стикер.

– Тебе на городской звонила классуха Тамарки. С самого сранья, я еле успел трубку взять, когда пришел.

– Она в своем репертуаре.

– Набери ее. Она просила сразу, как ты придешь.

– Еще бы.

Я присел на диван в углу приемной, набрал номер.

С Анжелой Генриховной Рихтер, преподававшей в школе биологию, у меня сразу как-то не заладилось. С нашей первой классной дамой в начальной школе мы жили душа в душу – молодая выпускница педагогического университета была полна энергии, фонтанировала идеями, придумывала, изобретала, к каждому ученику находила особый подход. Я люблю таких. На выпускном по окончании четвертого класса родители умылись слезами и упились шампанским – так не хотелось расставаться.

Рихтер же являла собой полную противоположность. Адепт классической советской школы, она строго очертила границы допустимого. Она чем-то напоминала мне мою собственную школьную юность. Таких учителей я избегал и боялся, а если мне сейчас, уже взрослому, снилась школа, то неизменно с участием таких вот Анжел. Про них моя матушка всегда говорила: «Конечно, они не всем нравятся, но это потому, что они – требуют!»

Дурацкий критерий эффективности педагога – умение требовать. Мне кажется, умение заинтересовать предметом куда привлекательнее.

– Алло! Анжела Генриховна, это Антон Данилов, вы просили перезвонить. Доброе утро. Я не отвлекаю вас?

– Нет, Антон Васильевич, все в порядке, у меня свободная пара. Здравствуйте.

Она сделала паузу. Давно заметил за ней манеру ставить собеседника в положение просящего. Собственно, отсюда же и ее идиотская привычка звонить на номера рабочих телефонов, а не на мобильные. Это МЫ должны ее искать, а не наоборот.

Но я тертый калач, меня на арапа не возьмешь. И она это знала.

– Слушаю вас, – мягко, но настойчиво произнес я.

– Гмг… Вы, наверно, уже слышали, что у нас ЧП.

«ЧП – это когда кошка попала в водосточную трубу», – подумал я. Вслух же ответил:

– Да, слышал.

– Сегодня будет собрание в семь часов. Вы придете?

– Да, Тамара передала мне информацию.

Она замялась. Тема разговора была исчерпана.

Зачем она вообще позвонила?

– Анжела Генриховна, вы обзваниваете всех родителей или меня персонально?

– Я обзваниваю тех, у кого дети… скажем так, немного забывчивы. Тамара, к сожалению, одна из них. Но вы правы, дело не только в этом. Я бы хотела… словом, хотела бы, чтобы вы обратили внимание на это происшествие как специалист.

Я хмыкнул. Теперь уже в голосе Рихтер появились какие-то просительные интонации. Впрочем, это было объяснимо. Трагическая гибель ученицы твоего класса, причем не под колесами автомобиля в свободное от учебы время и не вследствие нелепой бытовой случайности, а по многим параметрам самоубийство – это, как верно заметила Томка, полный шухер. Если начать копать, то можно найти серьезные просчеты в педагогической работе.

– У меня нет соответствующих полномочий, я частное лицо, как все остальные родители.

– Я понимаю. Но все же… мне бы хотелось, чтобы вы со своей стороны как-то…

Я вздохнул. Петя Тряпицын поглядывал на меня с любопытством.

– Я думаю, Анжела Генриховна, на это дело обратят внимание очень многие. Но я вас услышал. А сейчас прошу прощения…

– Да-да, конечно! Извините, что отняла у вас время. До встречи вечером.

Я бросил трубку на диван, молча пошлепал губами.

– Что случилось? – спросил Петя.

– У Томки одноклассница сиганула вчера с балкона.

– Насмерть?

– Шестнадцатый этаж. Сам как думаешь?

– Йо-майо…

Я поднялся, отпер дверь своего кабинета.

– Петь, посмотри, пожалуйста, кто занимается доследственной проверкой. Это, наверно, Калининский район. Строящийся дом на Университетской Набережной, имя погибшей – Эвангелина Вартанова. Запиши на всякий случай. Тащи все, что нароешь.

Прежде чем закрыться в кабинете, я окликнул ресепшн:

– Настюш, кофе!

Эта гадкая троица когда-нибудь за все ответит. И за Гельку, и за остальных. Я даже знаю, когда это произойдет. Скоро. Бог не Тимошка, все видит.

Вот они, у стеночки стоят, вокруг поглядывают. Наглых ухмылок как не бывало. Обосрались, понятное дело. Веник, Зубила и Гмыря. Всегда удивлялась, как Гмыря с такой фамилией сам чмошником не стал. Вывернулся! Просто папа богатенький. Я его, честно говоря, в первом классе не помню. Кажется, он пришел к нам во втором или в третьем. Какие были шансы, что новичка с такой фамилией не зачморят? Минимальные. А он как-то ухитрился собрать свою компанию. Подарками подкупил. Сразу за своего приняли мажорчика.

Закон природы: как с самого начала пойдет, так и будет идти до конца. Если не показал себя, не закрепился – потом не отмоешься, хоть из кожи вон лезь. Всё в первых классах закладывается. Кто-то становится звездой, кто-то вечно в середине болтается, а кому-то с самого начала не везет так, что хоть волком вой. И ведь нет никакой разницы, как ты учишься – хорошо или плохо… Хотя нет, ботаникам хуже, их никто особенно не любит. Если ты зубрила и выскочка, то это зашквар. О чем с тобой говорить?

Но это неправильно. Так быть не должно. Мы ведь живые люди, всем нам бывает больно. Вот взять Гельку: пусть она внешне была невзрачной, незаметной, с кривоватыми ногами, дурацкой челкой на лбу, в старых джинсах и ростом с Буратино, но никто ведь не знает, что у нее было внутри!

Она на самом деле была умнее и глубже, чем нам казалось. Писала стихи, выкладывала их в сеть под другим именем. Корявые, правда, но стихи же! Еще любила «Нирвану» и боевики с Ченнингом Татумом. Но так и не смогла раскрыться, показать себя. Не пошло у нее что-то с самого начала, с первого класса. Дурацкое имя (и о чем только родители думали!), косноязычие, странная любовь к бездомным животным… Без шансов. С годами только хуже.