Карина Демина - Танго на цыпочках

– Аполлон Бенедиктович? Проснитесь, пожалуйста. – И Палевич, опасаясь рассердить зверя, послушно открыл глаза. В комнате было светло, и следователь вздохнул с облегчением, приснится же такое, это все Федор с его рассказами про оборотня повинен. В следующую минуту Аполлон Бенедиктович заметил ее. Девушка? Женщина? Глубокая старуха? Не понятно. Черный плащ, черная шляпка и черная густая вуаль не позволяли определить возраст незнакомки.

– Аполлон Бенедиктович? – Прошептала она. Специально говорит тихо – понял Палевич – чтобы потом по голосу не узнал.

– Кто вы?

– Простите, но имя назвать не могу. Я пришла затем, чтобы предупредить вас.

– О чем?

– Уезжайте! Оборотень остановится, он больше не будет убивать, если вы уедете.

– А если останусь?

– Тогда…

Палевичу почудилось, будто незнакомка улыбается.

– Тогда вы, пройдя по трупам, может быть, и сумеете заглянуть ему в глаза, но готовы ли вы к этой встрече?

– Я не уеду.

– Жаль. – Незнакомка положила что-то на стол. – Я буду молиться за вас. За нас, за всех нас.

– Кто вы? – Повторил вопрос Аполлон Бенедиктович.

– Тень из прошлого. Простите. – Прежде, чем Палевич успел предпринять что-либо, незнакомка вышла из комнаты. Бежать за ней было бессмысленно, в неглиже много не побегаешь, а ждать, пока он оденется, дама не станет.

На столе лежало кольцо и крестик, маленький серебряный нательный крестик. Даже не проводя опознания, Аполлон Бенедиктович мог поклясться – крестик принадлежит убитому Камушевскому. Но откуда он у дамы в черном, и откуда она сама взялась?

Сплошная чертовщина вокруг творится, но сворачивать с выбранного пути Палевич не собирался.

Она сидела напротив, закрыв лицо ладонями, и всхлипывала. Она же еще ребенок, маленький дурной ребенок, который сам не понимает, в какое дерьмо вляпался. Вляпалась. А ему что делать? Сидеть и смотреть?

– По голове ее погладь . – Присоветовала Сущность. – И расскажи заодно, что наркотики – это бяка .

Сущности Тимур посоветовал заткнуться, но вот проблемы Никиных слез это не решило.

– Ну… Перестань… – Мысли заметались, подыскивая подходящие к случаю слова. – Не плачь. Все хорошо будет. Ну…

Он и сам не понял, как и когда получилось, что она плакала уже, уткнувшись мокрым носом в его плечо, каштановая, с рыжеватым отливом, макушка подрагивала, а от слез промокла майка.

– Ну, ладно тебе, пройдет же…

Прошло. Гадкая девчонка в последний раз шмыгнула носом, и в следующую секунду острый кулачок врезался в печень. Это было больно! Это было чертовски больно!

– Ну, утешил крошку? – Ехидно поинтересовалась Сущность.

– Иди ты… – Прошипел Тимур. Вслух. Он бы еще добавил, за шесть лет словарный запас значительно расширился, но слова застряли в глотке.

– Ты! Ты иди! Ты – сукин сын! Урод! Ублюдок! Сволочь!

– Да, давай, иди успокой ее. – Хихикал голосок в голове. Сущность веселилась вовсю, а вот Тимуру было не до смеха. Верно говорят, не спешите творить добро. Вот пожалел он ее вчера, к себе приволок, спать уложил, по утро чаем напоил, и где, спрашивается благодарность?

Ника стоит, прижимаясь спиной к холодильнику, и орет на него. Она орет на НЕГО! В его же квартире! Да выпороть ее следовало, еще вчера, или, на худой конец, утром, а то, ишь, разоралась. И глазищами своими, того и гляди, дырку пробуравит. Зеленые они у нее, ведьмины…

К черту подобные мысли!

– Вали отсюда.

– Что? – Она тыльной стороной ладони вытерла нос. И ладонь вытерла, о его, между прочим, занавеску.

– Вали, говорю. – Внятно повторил Тимур. – Отсюда. Пока задница целая.

– А то что?

– А то выпорю.

– Ты… Ты…

– Я – это я. А ты – это ты. Понятно?

Она вдруг схватилась руками за голову. Ну, что опять? Больно, да? Но Салаватов, наученный горьким опытом, не шелохнулся. Пусть она хоть по полу катается, больше он на эти женские уловки не попадется.

– Как ты сказал? Ты – это я? Я – это ты. Астры. Смех. Лара. Она сказала, будто я – это она. Нет, не так, будто она – это я. Лара сказала… сказала, что я виновата, что, если бы скорую вызвала, если бы догадалась в комнату заглянуть, она бы выжила. А я специально не заглянула, поэтому виновата! – Голос перешел в скулеж. – А я не виновата! Не виновата!

– Не виноватая я, он сам ко мне пришел. – Тимур отвернулся, чтобы не видеть этих растерянных зеленых глаз.

– Давай, соври себе, что она – потерявшаяся душа, которую немедленно нужно спасти . – Поддела Сущность. – Давай, у тебя уже имеется опыт по спасению потерянных душ. Только учти, во второй раз шестью годами не отделаешься. Десятка, минимум.

Именно поэтому второго раза не будет. Доминика успокоится и пойдет к себе, а как уж она будет там, у себя жить, или, наоборот, помирать, его уже не касается.

Она ушла. Бочком, по стеночке, стараясь не встречаться взглядом с Тимуром, вышла с кухни. А спустя минуту хлопнула входная дверь. Все правильно, ключи-то на тумбочке лежали, странно, что она их сразу не нашла.

Вот и все, грустный конец грустной истории.

Мой дневничок.

Кораблики, кораблики, белые кораблики. Куда ни глянь, всюду они. Надоедает. Нет, честное слово, надоедает. Тимка вчера предложил отдохнуть на море, вроде как путевку в круиз купить собирался, так меня едва не стошнило. Кораблик. Большой-большой кораблик. Блин, не хочу плавать, мне на земле больше нравится, она твердая.

Писала звезды, это столько энергии отнимает, я почти без сил остаюсь, если бы не Алик, сдохла б к чертям собачьим. Смешно, представляю, как обеспокоенный Салаватов прибегает в студию и находит мое тело. Ой, блин, эти новые таблетки совершенно непонятно на меня действуют. Алику денег задолжала. Требует отработать долг, иначе таблеток не будет. Послала его к чертовой матери. Я ж не наркоманка какая-нибудь, обойдусь и без таблеток. Давно хотела бросить.

Вчера ушла последняя, остается ждать, не думаю, что все будет так страшно, как рассказывают. Да и стоит ли верить сказкам, вон, про сигареты тоже много чего сочиняют, но ведь бросают же люди курить, главное – сила воли, а ее у меня хватит.

А в голове одни кораблики.

Домой я вернулась. Да, я вернулась домой и это классно. Салаватова мой уход обрадовал несказанно. Небось думает, что на этом все: ошибается. Я вернусь, я не отстану, он должен ответить за Лару, хотя бы потому, что жив и на первый взгляд здоров, а она мертва.

Следовало бы на кладбище съездить, давно уже не была, Лара расстроится. Но это потом, сначала себя в порядок приведу.

Квартира встретила разрухой. Господи, когда же я успела устроить этот бардак? Натуральное Мамаево поле! Или у Мамая курган был, а поле Куликово? Не помню. Вещи разбросаны, дверь на балкон открыта настежь, а на полу под ногами хрустят осколки стекла. Ничего не понимаю! Кто разбил вазу? И стаканы? И крупу на кухне рассыпал, теперь, куда ни глянь, коричневые зернышки гречки и белые риса. Спасибо, что до сахара неведомые вандалы не добрались. До денег, кстати, тоже.