Теодор Лабурье - Черная банда. Серия «Мир детектива: Франция»

– Довольно! Довольно! – пробормотал Сторер, сжимая изо всей силы руку Дилона. Молчи – ради меня и ради самого себя!

– Ну, вот это другое дело, – теперь вы стали умницей, – сказал спокойным тоном мошенник, высвобождая свою руку от Сторера.

Но Дилону пришлось торжествовать недолго. Всматриваясь пристальнее в лицо одного из молодых людей, стоявших возле молдавского князя, Сторер узнал его. Схватив снова мошенника за руку, он проговорил со злорадством:

– Постой, почтенный, теперь пришла моя очередь озадачить тебя. Этого молодого человека я также знаю хорошо. Это будущий компаньон дома Мильтон в Лондоне и должен жениться на твоей дочери, честнейший Жак, не зная, кто её отец, точно так же, как кроме нас, никому неизвестно, что герцогиня Аруия – моя дочь. Ты силен, мистер Жак, но и я, дружок, немало знаю про тебя.

От этих слов полицейского чиновника Дилон отскочил, как ужаленный, потом, подойдя ближе, он сказал взволнованным голосом:

– Послушайте, у нас друг против друга одинаково сильное оружие, – давайте бросим уже воевать и сохраним свое инкогнито. Так будет, умнее.

В эту минуту вошел в залу сторож и громким голосом прокричал: «Сен-Пьер-Кале-Булонь – прошу садиться!»

Через несколько минут Сторер сидел в купе первого класса, а рядом с ним сидел вор Дилон. На другом конце вагона разместились друг против друга князь Яга, поверенные дома Мильтон, – Моран, и поверенный дома Муаро, – Альфред Булишар.

Дилон нагнулся к полицейскому чиновнику и сказал ему на ухо:

– Нас, как видно, так и тянет к любовникам наших дочерей!

Дилон не знал, что Стореру было поручено следить за ним после доноса, сообщившего лондонской полиции о намерении этого ловкого вора захватить сумму в триста тысяч франков, которые Моран вез в Париж для дома Муаро в улице Шарло. Вор полагал, что директор полиции направляется в столицу Франции по собственным своим делам, впрочем, отчасти он был прав, – потому что не только Сторер, но и князь Яга, и Моран, и Булишар, равно как и он сам, мчались в Париж для того, чтобы дать, наконец, разыграться давно душившим их эмоциям.

Прошел час. Поезд мчался по безлюдной долине между Сень-Пьером и Булонью. Ни одно место, на всём протяжении от Кале до Парижа, не представляет столько удобств для совершения преступлений, как эта цивилизованная пустыня. В первом классе пять упомянутых нами пассажиров сидели молча и скучали. Князю Яга надоело, наконец, зевать и смотреть на сидящих против него молодых людей. Он решил во чтобы ни стало начать разговор.

Вынув из кармана большой портсигар, князь открыл его и протянул одному из французов со словами:

– Не угодно ли вам сигару, милостивый государь, – я думаю, что здесь можно курить?

– Благодарю, – ответил сухо представитель дома Мильтон, – я курю только в обществе знакомых. А если вам самим угодно курить, то курите, хотя я полагаю, это будет не всем приятно.

Князь Яга, не обращая внимания на замечание молодого человека, закурил огромную сигару и вскоре весь вагон наполнился дымом.

– Этот господин думает, верно, что он в портерной! – проговорил громко Сторер, желавший хоть чем-нибудь насолить князю Яга, ненавидеть которого он имел не мало причин.

– Послушайте, мосье, – заорал молдаванин, нагибаясь через перегородку сиденья к полицейскому чиновнику, – вы позволяете себе слишком дерзкие выражения. Уж не хотите ли вы затеять со мной ссору? Я должен предупредить вас, что я дворянин, и приехал во Францию не затем, чтобы драться здесь с какими-то лавочниками. У нас на родине дворяне не роняют себя до того, чтобы связываться с торговцами, а вы, как видно, настоящий приказчик.

– Полно, милостивый государь, – вмешался в разговор Дилон, желая выслужиться перед полицейским чиновником, – будьте дворянином. Не уничтожайте окончательно нас, ничтожных лавочников, а лучше перестаньте пускать дым, а то мы скоро задохнёмся.

– Дикарь не обязан вести себя прилично, как подобает дворянину, – заметил один из молодых людей, по-видимому, военный.

– Во Франции нет больше дворян, мосье, с тех пор, как похозяйничали здесь немцы, – ответил на это князь дерзким тоном, выпуская изо рта клуб густого дыма.

– Настоящий дворянин не позволил бы себе напоминать французам о том несчастном времени, – крикнул с запальчивостью товарищ офицера.

– Ого! Тут, кажется, все против меня, – сказал Яга. Но увидев красную ленточку в петлице одного из молодых людей, спросил его, – вы, кажется, военный?

– Да, я офицер, и готов стать к барьеру, если только вы сочтете возможным драться с офицером, который собирается сбросить эполеты и сделаться купцом и компаньоном торгового дома улицы Шарло.

При этих словах гнев молдаванина исчез моментально, лицо его приняло ласковое, даже заискивающее выражение.

– А-а, – я должен был догадаться, кто вы. Еще на пароходе из Дувра в Кале и подслушал невольно ваш разговор с товарищем, – вы господин Альфред Булишар.

Князь протянул свою широкую руку тому, с которым только что ссорился, но Альфред не пожал этой руки и ответил сухо:

– Князь Яга, вы видите, что я узнал вас, прошу оставить меня и моего друга в покое, вы отправляетесь в Париж для удовольствия, а мы по работе, так что нам делить нечего.

Потом, не обращая больше внимания на молдаванина, молодые люди стали разговаривать между собой, а князь, пробормотав какое-то проклятие, откинулся назад и задымил сильнее прежнего.

Через несколько минут, поезд остановился и кондуктор принялся кричать на платформе:

– Булон, Булон! Десять минут остановки!

Дилон выскочил из вагона, желая использовать десять минут для своих дел.

Полицейский агент не заметил было, как исчез тот, за которым он следил, но потом бросился за ним и заметил его вскоре у багажного вагона. Мошенник стоял и преспокойно курил сигару, а при приближении Сторера он и не подумал скрыться от него, а, напротив, подошел к нему и предложил сигару.

– Вы курите, не правда ли? – спросил он, – здесь не нужно просить позволения.

Стореру показалось забавным воспользоваться любезностью вора, и он взял себе сигару, которую закурил о зажжённую Дилоном спичку.

– Какая, однако, прелестная вещь – прогресс, – рассуждал вор, прохаживаясь по платформе с полицейским, – в былое время такие господа, как вы, мистер Сторер, одевали таким людям, как я, без всяких церемоний кандалы на руки, – а теперь мы разъезжаем комфортабельно в первом классе и раскуриваем гаванские сигары, вот он – настоящий золотой век…

– Приберегите вы свою философию для себя, – прервал его сердито Сторер.

– И вы поберегите меня, господин директор полиции! – с веселым хохотом возразил ему Дилон, причем пробормотал себе под нос: «а если бы ты знал, дурацкая твоя голова, что, закуривая мою сигару, ты сам же подал сигнал моим молодцам, чтоб они принялись за работу в багажном вагоне, – как бы тебя передернуло! Разве это не поэзия, – воровать так ловко, под самым носом тайной полиции? Сам дьявол захлопает в ладоши!»